Хождение Восвояси
Шрифт:
– С казьдой заварькой зеленая чая становися темнее. Обратите винимание! Света бедра трехидневного оленёника при перивой, света хребита малидого фореля – при виторой, света глазя императорсикой лани – при тиретьей!
– А у нас наоборот, как правило, получается, – смущенно хмыкнул Иван.
– И вообще я не понял, – насупился Агафон. – Если уж нас жрать не кормят, так хоть чаю-то сегодня дадут?
Бу Хай испуганно расширил глаза, забыв про чай, и сделал попытку стукнуться лбом о столик: Иванушка еле успел подложить ладонь. Сенька же, решив, что если ужин не идет к путешественникам, то и не надо, потому что у них свой есть, запустила руку в мешок и, немного порывшись, выложила на стол чайному мастеру полголовки сыра, круг копченой
– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста, – улыбнулась царевна и выудила из-за голенища нож. Вамаясец умудрился попятиться, не сходя с корточек, но Сенька, благодушно ему подмигнув, взялась за нарезку продуктов.
Через минуту путешественники уплетали гостинцы Адалета. Немного покочевряжившись [33] , к ним с азартом присоединился и хозяин. Под огурчики, колбасу и подначку гостей он выпил несколько чашечек обманчиво-сладкого вина, и дальше уже в состоянии отстраненного ошаления, граничащего с ужасом, наблюдал, как его недодегустированный эксклюзивный чай святотатцы слили в медный чайник, досыпали туда заварки из нескольких коробочек, подкипятили, подсахарили, разлили по блюдцам и принялись дуть литрами, причмокивая и заедая пирожками с повидлом.
33
Как назвала это царевна. Сам Чай именовал это "попытаться соблюсти лицо", даже если у этого лица слюнки потекли при виде иноземных разносолов.
Кто из путников первым заметил испуганный вид хозяина и кто сказал, что от такого испуга есть только одно средство, теперь уже не вспомнить, но из мешка на столик за первой последовала вторая бутылка лесогорского, потом третья… К появлению четвертой Бу Хай уже вовсю обнимался с новыми побратимами, пил чай с сахаром и пирожками вприкуску и тянул вслед за гостями: "Не слисни в сяду дазе сё-ро-хи".
– Эх, кабуча… – утер непрошенную слезу его премудрие, слово "слух" в отношении которого можно было использовать только для обозначение органа чувств. – Душевно выводит! Еще бы лукоморский ему подучить – и заслушаться можно было!
– Всё-таки гостеприимный народ, эти вамаясьцы, – одобрительно выдохнул царевич, откладывая последний пирожок, уже не помещавшийся в его организме.
– Душевный, ага, – согласилась его супруга, засовывая в рот отказника.
– И тяпнуть не дураки, – кивнул Агафон на пустые бутыли.
– Ну что, поели, можно и поговорить? – улыбнулась Серафима хозяину.
И тут в столик рядом с ее рукой впилась стрела. Вторая ударилась туда, где располагалась ее спина – и которой там больше не было. Миг – и пара метательных ножей находит цель. Еще секунда – и незримый воздушный кулак, проломив стену, отшвыривает всё живое и не очень в канаву. Мгновение – и выкрик: "Погодите, тут какое-то недоразумение, давайте с ними поговорим!" опускает руку царевны с третьим ножом и рассыпает готовое сорваться заклинание огня в черные искры.
– Какого Гаурдака кривоногого?!.. – рыкнула Сенька на супруга. – Они нас расстреливают без объявления войны, а ты…
И тут ей в голову пришла одна, но логичная мысль.
– Чаёк, – ласково глянула она на Бу Хая, скукожившегося под ее проникновенным [34] взором. – А не объяснишь ли ты нам, сердешный, откуда приперлись эти макизары?
– Патриа о муэрте, – смущенный донельзя, пробормотал вамаясец и опустил голову.
– А ну-ка, идите сюда… – под тихий речитатив заклинания Агафон
34
Как хорошо наточенный меч.
Пока ополченцы не опомнились, Серафима отобрала их арсенал, состоявший из нескольких луков и десятка кос и цепов, вернула свои ножи, а Иванушка, отыскав опытным взглядом предводителя и помощника [35] , обратился к ним с речью:
– Мы с друзьями – мирные путники, и в вашей стране совсем недавно. Нам казалось, что более дружелюбного народа, чем ваш, трудно представить. И вдруг, ни за что, ни про что вы пытаетесь лишить нас жизни. За что?
– Но пасаран, – вызывающе зыркнул на них вожак, и не успела Сенька подумать, что с заклинанием языка точно надо что-то делать, как второй заводила, презрев все реалии, угрюмо потребовал:
35
По ранам от ножей его супруги их опознать было очень легко.
– Хенде хох! Восвояси капут!
Агафон побагровел так, что кто-то в толпе нервно охнул:
– Матка боска честонховска…
Чай вывернулся вперед и, вскинув ладони, умоляюще проговорил:
– Вотвояси-Восвояси бхай-бхай!
Скрежеща зубами, сверкая очами и не глядя на друзей, его премудрие протянул руку:
– Амулеты.
– Не, а я чё… я ничё, – не задавая вопросов, царевна проворно сняла свой и положила ему в ладонь. Иванушка последовал ее примеру.
Приперев обезоруженных, и оттого растерявших воинственный пыл крестьян к стене и позволив им заняться оказанием первой помощи нуждающимся, используя повязки по назначению, лукоморцы дали магу поэкспериментировать с акцентами и ударениями лингвозаклятья. К счастью, корректировка не потребовала начертания септограммы, и через десять минут деревянные узелки были возвращены на привычные места.
– Раз, раз, раз, – буравя пылающим взором Чая, проговорил его премудрие. – Как понимаешь меня? Приём.
Глаза чайного мастера расширились.
– Так вы можете по-вотвоясьски говорить как люди?
– Гут, – облегченно выдохнула царевна. – Коммуникация состоялась.
– А теперь давайте знакомиться, – улыбаясь, проговорил царевич. – Мы не из Вамаяси. Мы только так кажемся. Мы прибыли из Лукоморья – далекой страны. Это – моя жена Серафима Евстигнеевна…
По тут же остекленевшим взорам крестьян было ясно, что столько слогов одновременно в вотвоясьском мозгу, избалованном родным языком, не помещалось.
– Серафима. Се-ра-фи-ма, – решил упростить понимание Иван. И еще упростить. – Си-ма. Ца-рев-на.
На этом крестьян постигло просветление.
– Сы Ма… Цянь, – осторожно кивнул предводитель. – Понятно. Мы не знали, что вы – женщина. И что еще живы. Да продлятся ваши лета до тысячи.
Не ведая, принимать это как комплимент или наоборот, Сы Ма Цянь промолчала, и ее супруг продолжил представления:
– Это, – указал он на его премудрие, – А-га-фон. Последний Хранитель.
– Ай Гей Фен, – послушно повторил один из крестьян.
– Агафон, тебе говорят! – нахмурился маг.
– Он и говорит – "Ай Гей Фен", – недоуменно глянул на него другой.
– Не "Ай-Гей…"
– Ладно, оставь, – махнула рукой Серафима. – Язык у них такой.
– Ну конечно! Не тебя же обозвали! – буркнул волшебник.
– А как ваше уважаемое имя? – обратился предводитель к царевичу.
Не экспериментируя с "Иваном Симеоновичем, третьим сыном лукоморского царя", тот сразу остановился на простейшем варианте, уверенный в моментальном благоприятном исходе…