Хождение Восвояси

Багдерина Светлана Анатольевна

– С казьдой заварькой зеленая чая становися темнее. Обратите винимание! Света бедра трехидневного оленёника при перивой, света хребита малидого фореля – при виторой, света глазя императорсикой лани – при тиретьей!

– А у нас наоборот, как правило, получается, – смущенно хмыкнул Иван.

– И вообще я не понял, – насупился Агафон. – Если уж нас жрать не кормят, так хоть чаю-то сегодня дадут?

Бу Хай испуганно расширил глаза, забыв про чай, и сделал попытку стукнуться лбом о столик: Иванушка еле успел подложить ладонь. Сенька же, решив, что если ужин не идет к путешественникам, то и не надо, потому что у них свой есть, запустила руку в мешок и, немного порывшись, выложила на стол чайному мастеру полголовки сыра, круг копченой

колбасы, четыре помидора, маринованные грибы в горшочке, соленые огурчики – в другом, черный каравай, пирожки, сахар и бутылку лукоморского плодовоягодного. При виде изменившегося натюрморта его премудрие ожил, а Иван стал потирать ладони не только оттого, что лоб Чая оказался слишком твердым.

– Кушать подано. Садитесь жрать, пожалуйста, – улыбнулась царевна и выудила из-за голенища нож. Вамаясец умудрился попятиться, не сходя с корточек, но Сенька, благодушно ему подмигнув, взялась за нарезку продуктов.

Через минуту путешественники уплетали гостинцы Адалета. Немного покочевряжившись [33] , к ним с азартом присоединился и хозяин. Под огурчики, колбасу и подначку гостей он выпил несколько чашечек обманчиво-сладкого вина, и дальше уже в состоянии отстраненного ошаления, граничащего с ужасом, наблюдал, как его недодегустированный эксклюзивный чай святотатцы слили в медный чайник, досыпали туда заварки из нескольких коробочек, подкипятили, подсахарили, разлили по блюдцам и принялись дуть литрами, причмокивая и заедая пирожками с повидлом.

33

Как назвала это царевна. Сам Чай именовал это "попытаться соблюсти лицо", даже если у этого лица слюнки потекли при виде иноземных разносолов.

Кто из путников первым заметил испуганный вид хозяина и кто сказал, что от такого испуга есть только одно средство, теперь уже не вспомнить, но из мешка на столик за первой последовала вторая бутылка лесогорского, потом третья… К появлению четвертой Бу Хай уже вовсю обнимался с новыми побратимами, пил чай с сахаром и пирожками вприкуску и тянул вслед за гостями: "Не слисни в сяду дазе сё-ро-хи".

– Эх, кабуча… – утер непрошенную слезу его премудрие, слово "слух" в отношении которого можно было использовать только для обозначение органа чувств. – Душевно выводит! Еще бы лукоморский ему подучить – и заслушаться можно было!

– Всё-таки гостеприимный народ, эти вамаясьцы, – одобрительно выдохнул царевич, откладывая последний пирожок, уже не помещавшийся в его организме.

– Душевный, ага, – согласилась его супруга, засовывая в рот отказника.

– И тяпнуть не дураки, – кивнул Агафон на пустые бутыли.

– Ну что, поели, можно и поговорить? – улыбнулась Серафима хозяину.

И тут в столик рядом с ее рукой впилась стрела. Вторая ударилась туда, где располагалась ее спина – и которой там больше не было. Миг – и пара метательных ножей находит цель. Еще секунда – и незримый воздушный кулак, проломив стену, отшвыривает всё живое и не очень в канаву. Мгновение – и выкрик: "Погодите, тут какое-то недоразумение, давайте с ними поговорим!" опускает руку царевны с третьим ножом и рассыпает готовое сорваться заклинание огня в черные искры.

– Какого Гаурдака кривоногого?!.. – рыкнула Сенька на супруга. – Они нас расстреливают без объявления войны, а ты…

И тут ей в голову пришла одна, но логичная мысль.

– Чаёк, – ласково глянула она на Бу Хая, скукожившегося под ее проникновенным [34] взором. – А не объяснишь ли ты нам, сердешный, откуда приперлись эти макизары?

– Патриа о муэрте, – смущенный донельзя, пробормотал вамаясец и опустил голову.

– А ну-ка, идите сюда… – под тихий речитатив заклинания Агафон

принялся делать экспрессивные пассы, и из кювета, грязные, контуженные и сконфуженные, выплыло полтора десятка аборигенов в желтых повязках на головах и медленно подрейфовало в чаёвню.

34

Как хорошо наточенный меч.

Пока ополченцы не опомнились, Серафима отобрала их арсенал, состоявший из нескольких луков и десятка кос и цепов, вернула свои ножи, а Иванушка, отыскав опытным взглядом предводителя и помощника [35] , обратился к ним с речью:

– Мы с друзьями – мирные путники, и в вашей стране совсем недавно. Нам казалось, что более дружелюбного народа, чем ваш, трудно представить. И вдруг, ни за что, ни про что вы пытаетесь лишить нас жизни. За что?

– Но пасаран, – вызывающе зыркнул на них вожак, и не успела Сенька подумать, что с заклинанием языка точно надо что-то делать, как второй заводила, презрев все реалии, угрюмо потребовал:

35

По ранам от ножей его супруги их опознать было очень легко.

– Хенде хох! Восвояси капут!

Агафон побагровел так, что кто-то в толпе нервно охнул:

– Матка боска честонховска…

Чай вывернулся вперед и, вскинув ладони, умоляюще проговорил:

– Вотвояси-Восвояси бхай-бхай!

Скрежеща зубами, сверкая очами и не глядя на друзей, его премудрие протянул руку:

– Амулеты.

– Не, а я чё… я ничё, – не задавая вопросов, царевна проворно сняла свой и положила ему в ладонь. Иванушка последовал ее примеру.

Приперев обезоруженных, и оттого растерявших воинственный пыл крестьян к стене и позволив им заняться оказанием первой помощи нуждающимся, используя повязки по назначению, лукоморцы дали магу поэкспериментировать с акцентами и ударениями лингвозаклятья. К счастью, корректировка не потребовала начертания септограммы, и через десять минут деревянные узелки были возвращены на привычные места.

– Раз, раз, раз, – буравя пылающим взором Чая, проговорил его премудрие. – Как понимаешь меня? Приём.

Глаза чайного мастера расширились.

– Так вы можете по-вотвоясьски говорить как люди?

– Гут, – облегченно выдохнула царевна. – Коммуникация состоялась.

– А теперь давайте знакомиться, – улыбаясь, проговорил царевич. – Мы не из Вамаяси. Мы только так кажемся. Мы прибыли из Лукоморья – далекой страны. Это – моя жена Серафима Евстигнеевна…

По тут же остекленевшим взорам крестьян было ясно, что столько слогов одновременно в вотвоясьском мозгу, избалованном родным языком, не помещалось.

– Серафима. Се-ра-фи-ма, – решил упростить понимание Иван. И еще упростить. – Си-ма. Ца-рев-на.

На этом крестьян постигло просветление.

– Сы Ма… Цянь, – осторожно кивнул предводитель. – Понятно. Мы не знали, что вы – женщина. И что еще живы. Да продлятся ваши лета до тысячи.

Не ведая, принимать это как комплимент или наоборот, Сы Ма Цянь промолчала, и ее супруг продолжил представления:

– Это, – указал он на его премудрие, – А-га-фон. Последний Хранитель.

– Ай Гей Фен, – послушно повторил один из крестьян.

– Агафон, тебе говорят! – нахмурился маг.

– Он и говорит – "Ай Гей Фен", – недоуменно глянул на него другой.

– Не "Ай-Гей…"

– Ладно, оставь, – махнула рукой Серафима. – Язык у них такой.

– Ну конечно! Не тебя же обозвали! – буркнул волшебник.

– А как ваше уважаемое имя? – обратился предводитель к царевичу.

Не экспериментируя с "Иваном Симеоновичем, третьим сыном лукоморского царя", тот сразу остановился на простейшем варианте, уверенный в моментальном благоприятном исходе…