Хозяин Амура
Шрифт:
Соколов поблагодарил Ан Чжонхи за эту добрую весть, отдав должное уважение вану Ли Инджо.
— Такое сотрудничество будет весьма полезным для наших держав! — торжественно проговорил князь. — Было бы великолепно, если бы оно стало традицией!
— На вашем месте, великий князь, я бы не надеялся на скорое снятие завесы тайны, — покачал головой посланец вана. — Должно пройти много лет, прежде чем наши отношения могут стать явными.
— Очень жаль, — произнес Соколов. — Но мы готовы довольствоваться благожелательностью великого вана и теми его добрыми начинаниями, что ты нам озвучил. Я рад тому, что Ли Инджо здравомыслящий монарх, которого заботит будущее его страны.
— На все воля Неба, — тихо проговорил Чжонхи.
— Но у человека тоже есть воля! — добавил Хеджон, обменявшись взглядами с Вячеславом. —
После того как часть совещания, посвященная Корее, была закончена, Соколов предложил сделать небольшой перерыв, чтобы попить чаю, а сам тем временем принялся делать записи в своем блокноте. Что же, пока все выходило лучше не придумаешь. То, что было сделано ваном Инджо, уже говорило о настоящем прорыве ангарцев. Союзник на юго-востоке, по сути, уже был. На западе же, среди монгольских степей, ситуация была гораздо сложнее. Земли северной Монголии — Халхи, были разделены между тремя ханами — тушету-ханом, дзасакту-ханом и цецен-ханом. Не ладившие между собой, они охотно шли на контакт с представителями Сибирской Руси, заключая договоры о торговле, а также ставя свои печати на соглашениях о мире и дружбе, предлагаемых халхасцам людьми с севера. Тушету-хан Гомбо Дорджи, после того как Бекетов и Сазонов, захватив в плен его малолетнего сына, главу ламаистов Халхи, предложили ему отозвать послов из пределов империи Цин и более не призывать их на земли его предков, решил одуматься и сообщил о своем намерении порвать связи с маньчжурами. Тем более что заключивший военный союз с ангарцами его недруг цецен-хан Шолой, ведя торговлю с северянами, начал быстро богатеть и вооружать своих воинов аркебузами, а также одевать их в крепкие латы. После нескольких сшибок с воинами хана Шолоя, которые Гомбо Дорджи с позором проиграл, его враг прислал в родовое кочевье Гомбо несколько сообщений. В них он говорил о том, что если тушету-хан и дальше будет враждовать с Шолоем или нервировать урусов, прося помощи у маньчжуров, то в скором времени пастбища тушету-хана станут пастбищами цецен-хана, овцы тушету-хана станут овцами цецен-хана, кони тушету-хана станут конями цецен-хана. Шолой предлагал Гомбо заключить союз с урусами и отказаться от вражды, ослабляющей ханства перед лицом главного врага — империи Цин. Тушету-хан привел пример дзасакту-хана Субуди, уже сделавшего этот шаг, и Гомбо Эрдени, алтан-хана, успевшего вместе с урусами отбить рейд джунгарских всадников на свои земли.
Соколов сейчас ждал возвращения послов из Джунгарии — как ответит хан Эрдени-Батур на предложение Ангарии дружить против маньчжуров? Было бы весьма полезным заключить с джунгарами военный договор. В этом случае сибирцы в скором будущем получали бы мощного противника империи Цин, который мог бы заметно умерить пыл маньчжуров в самом Китае, а стало быть, и в Приамурье. И тогда, надеялся Вячеслав, империя Цин стала бы заключена в кольцо недружественных или враждебных ей государств и территорий. С запада это были бы джунгары, с северо-запада — союз халхасских ханств, с севера — русские и их союзники, с востока — Корея, а на юге огнем пылала война с китайцами, все еще сопротивляющимися врагу и ренегатам-ханьцам, перешедшим на сторону маньчжуров.
У Сибирской державы накопилось немало насущных задач, требующих скорого, а то и немедленного разрешения. Да, важнейшие из них стояли перед воеводами, но, помимо военных усилий, нуждались в решении и иные проблемы, и главная из них — обеспечение идущей на подъем ангарской индустрии. Нужна была нефть. Но не только как исходный материал топлива для двигателей внутреннего сгорания, которые, покуда маломощные и не доведенные до ума, продолжали совершенствоваться в специальном цехе при заводе Железногорска. Помимо топлива черное золото было необходимо для химической промышленности, развитие которой тянуло за собой общий прогресс промышленности. Всевозможные масла, синтетический каучук, красители, спирты, фотопленка… Всего и не перечислишь! Воистину черное золото! Алексей Сазонов, в скором времени прибывавший в Сунгарийск, должен был приниматься за исследование Сахалина на предмет его возможной колонизации и последующего обживания. Ибо только там были большие запасы легкодоступной нефти и гигантские залежи каменного угля — эти ресурсы существенно облегчали жизнь будущему флоту.
Но была и небольшая проблема на пути ангарских первопроходцев острова.
— На том стоять и будем! — твердо сказал Вячеслав, оглядывая товарищей. — Кроме того, мы имеем карты региона принявших наше подданство айну родом с севера этой земли, вытянувшейся громадной рыбиной с юга на север.
— То есть, коли мы встретим казаков… — начал было Паскевич.
— …то уверенно объявляем наши условия — острогов не ставить, туземцев не трогать! — закончил Соколов и поднялся с некоторым усилием с кресла. — Хотите — уходите на материк, а хотите — оставайтесь, принимайте подданство.
— С этим они вряд ли согласятся, Вячеслав Андреевич, — проговорил Матусевич, провожая начальника взглядом. — Порода у казачков не та.
— По-иному быть не может, Игорь! Жить живите, промышляйте, но ставить остроги и собирать ясак не позволим! Кстати, с нивхами, живущими в устье Амура, у нас установились отличные отношения — и с сахалинскими нивхами будет так же.
— По поводу ясака, — продолжил Матусевич. — Мои люди задержали две группы маньчжуров, что пытались пограбить солонов и увести часть мужчин с собою.
— Они пришли с того городка, о котором мы с тобою говорили? — нахмурился Вячеслав.
— Да, — коротко ответил сунгариец.
Соколов, пожаловавшись на духоту, подошел к окну, приоткрыл створки. Ему был виден дворик, огражденный дополнительной изгородью, увитой зеленью вьюнка. Там на детской игровой площадке резвились, бегая друг за дружкой, с десяток малышей, находившихся под присмотром пожилой нянечки-даурки и молодой девушки-воспитателя. Несколько детишек, повизгивая от восторга, играли с забавно тявкающими щенками. Веселые голоса звенели в теплом вечернем воздухе, напоминая о доме. Том, настоящем доме, далеком и недосягаемом, где остались такие же родные голоса. Сейчас стоило лишь закрыть глаза и слушать, слушать…
Голоса в кабинете смолкли, и человек, которого называли великим князем Сибирской Руси, открыл глаза. Прикрыв окно, он вернулся к столу и опустился в кресло, вытянув под столом ноги.
— Что у нас по маньчжурам, Игорь Олегович?
Звуки с улицы теперь совершенно исчезли, и в кабинете установилась полная тишина.
Игорь кивнул своему заместителю, и Лазарь Паскевич, с помощью Кима освободив центр стола от лишнего, принялся выкладывать на его лакированную поверхность листы плотной бумаги. Уложенные в определенном порядке, они образовали подробную схематическую карту местности, в центре которой находился вражеский стан.
— Со штабом и командирами рот корейского полка работу с картой сегодня вечером и завтра днем проведет Мирослав Гусак, — сообщил Сергею Киму Паскевич, когда тот вопросительно кивнул на Минсика и Кангхо, сидевших на лавке и с волнением ожидавших приглашения к обсуждению ситуации.
Друзья, получившие недавно лейтенантские чины, причем Ли Минсик подтвердил свою прежнюю офицерскую должность, с большим трудом внутренне борясь сами с собой, вошли-таки в одно помещение с сыном самого вана Ли Инджо — принцем Хеджоном. Им было трудно сделать этот шаг, несмотря на то что Ли Хо сам пригласил их проследовать за ним. Все же в официальной обстановке свежеиспеченные офицеры Сибирской Руси еще тушевались высокородного наследника трона, хотя тот всячески пытался устранить эту досадную для него условность. Видеть, как немеет и мнется еще недавно бравый офицер Ли Хо, было весьма неприятно. Он знал, что в подразделениях северян подобных ситуаций не возникало вовсе, их старались избегать, переводя тон общения между офицером и нижними чинами на деловой и взаимоуважительный. Забитый, заискивающий или трусящий солдат — плохой воин, говорил принцу Ким. Поэтому важно было дать понять подчиненному, что офицер — это не только большее жалованье и власть, но и большая ответственность, это багаж знаний и умение применить их с максимальным толком.