Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)

Дойл Артур Конан

– Эй! – крикнул я. – Выпустите меня!

– Всё в порядке. Шуметь ни к чему, – произнёс из коридора хозяин. – Вы как раз удобно держите фонарь.

– Но я не хочу оставаться тут один взаперти.

– Не хотите? – Я услышал его полнокровную усмешку. – Ну, так скоро вы будете не один.

– Выпустите меня, сэр! – повторил я гневно. – Немедленно прекратите этот дешёвый розыгрыш.

– Для кого дешёвый, для кого нет, – сказал он с новой отвратительной усмешкой. И тут сквозь рёв бури я услышал протяжный скрип крутящегося ворота и громыхание решётки, двигающейся сквозь прорезь. Боже праведный, он выпускал бразильского кота из клетки!

В свете фонаря мимо меня медленно двигались прутья решётки. В дальнем конце клетки уже образовалась щель шириной

в фут. С воплем я ухватился обеими руками за крайний прут и с безумным упорством принялся тянуть его назад. Я и впрямь был безумен – гнев и отчаяние переполняли меня. Минуту или больше мне удалось продержать решётку в неподвижности. Я понимал, что он жмёт на рукоятку изо всех сил и что преимущество рычага на его стороне. Я проигрывал дюйм за дюймом, ноги мои скользили по каменным плитам, и я беспрерывно умолял безжалостного убийцу избавить меня от ужасной смерти. Я взывал к родственным чувствам. Я напоминал о долге гостеприимства; я вопрошал, какое зло я ему причинил. В ответ он только сильнее дёргал рукоятку, и всё новые прутья уходили в щель. Как я ни упирался, он протащил меня по всей ширине клетки – и наконец я прекратил безнадёжную борьбу, мои запястья свела судорога, а пальцы были ободраны в кровь. Решётка последний раз лязгнула, и я услышал удаляющийся шорох турецких шлёпанцев; затем хлопнула дальняя дверь. И воцарилась тишина.

Всё это время зверь не шевелился. Он лежал неподвижно в своём углу, и даже хвост его прекратил дёргаться. Только что мимо него вместе с решёткой протаскивали вопящего человека – и зрелище его явно поразило. Его огромные глаза зорко следили за мной. Хватая решётку, я выронил из рук фонарь, но он всё ещё горел на полу, и я двинулся было к нему, как бы желая обрести в нём защиту. Но в тот же миг хищник издал глухое грозное рычание. Я замер, дрожа всем телом. Кот (если только к этому исчадию ада подходит такое домашнее слово) был всего в десяти футах от меня. Глаза его светились во тьме, как бы фосфоресцируя. Они пугали и притягивали меня. Я не мог оторвать от них взгляда. В минуты наивысшего напряжения природа порой играет с нами странные шутки: мне почудилось, будто эти мерцающие огни то разгораются, то пригасают в волнообразном ритме. Вот они уменьшились, став ослепительно-яркими точками – электрическими искорками во тьме: вот они начали расширяться и расширяться, заполняя весь угол комнаты зловещим переменчивым светом. И вдруг потухли совсем.

Зверь закрыл глаза. То ли верна оказалась старая теория о подавлении звериного взгляда силой взгляда человеческого, то ли огромный кот просто хотел спать – что бы ни было, он, не проявляя ни малейшего желания нападать, опустил чёрную лоснящуюся голову на могучие передние лапы и, похоже, заснул. Я стоял, боясь неосторожным движением вернуть его к гибельному бодрствованию. Всё же теперь зловредный взгляд не сковывал меня, и я мог собраться с мыслями. Итак, я заперт на всю ночь со свирепым хищником. Нет сомнений, что он не менее жесток, чем обходительный мерзавец, заманивший меня в ловушку, – тут рассказам хозяина можно верить. Как продержаться до утра? На дверь надежды никакой, на узкие зарешёченные окна – тоже. В пустой комнате с каменным полом укрыться негде. Звать на помощь бессмысленно. Я нахожусь во флигеле, до дома – не менее ста футов. К тому же шум бури заглушит любые мои крики. Остаётся уповать лишь на собственную отвагу и находчивость.

Тут я взглянул на фонарь, и меня обдала новая волна ужаса. Свеча сильно оплыла и еле теплилась. Ей оставалось гореть минут десять – не больше. Именно столько времени оставалось мне на размышление: я чувствовал, что, оказавшись со страшным зверем в кромешной тьме, я потеряю способность к какому-либо действию. Сама мысль об этом была невыносима. В отчаянии я водил глазами по своей пыточной камере и вдруг наткнулся на место, как будто обещавшее – не спасение, нет, но хотя бы не такую немедленную и неминуемую гибель, как остальная часть комнаты.

Я уже говорил, что, помимо передней стенки, у клетки была ещё и крыша, которая оставалась на месте,

когда решётку убирали сквозь прорезь в стене. Она была сделана из железных прутьев, отстоявших один от другого на несколько дюймов и обтянутых прочной проволочной сеткой, а по бокам опиралась на массивные стойки. Она нависла над распластавшимся в углу животным, как огромный решётчатый тент. Между ней и потолком оставалось фута два-три. Если бы я сумел втиснуться в этот просвет, я сделался бы неуязвимым со всех сторон, кроме одной. Ни снизу, ни сзади, ни с боков меня не достать. Возможна только лобовая атака. От неё, конечно, не защититься, но так, по крайней мере, я не стоял бы у зверя на пути. Чтобы напасть, ему пришлось бы сойти с привычного маршрута. Раздумывать было некогда: погасни фонарь – и надежде конец. Судорожно глотнув воздух, я прыгнул, вцепился в железный прут и с трудом вскарабкался на решётку. Изогнув шею, я посмотрел вниз и вдруг упёрся взглядом в жуткие глаза хищника, в зевоте разинувшего пасть. Зловонное его дыхание обдало мне лицо, как пар от какого-то гнусного варева.

Впрочем, он был скорее озадачен, чем зол. Встав, он распрямил длинную чёрную спину, по которой пробежала лёгкая дрожь; затем, поднявшись на задние лапы, одной из передних он опёрся о стену, а другой провёл по проволочной сетке, на которой я лежал. Один острый белый коготь прорвал мне брюки (должен заметить, что я был во фрачной паре) и расцарапал колено. Это была ещё не атака, скорее проба, ибо, услышав мой вскрик, он опустился на пол, легко выпрыгнул из клетки и начал стремительно бегать по комнате, время от времени взглядывая на меня. Я же протиснулся вглубь до самой стены и лежал, стараясь занимать как можно меньше места. Чем дальше я забирался, тем труднее становилось меня достать.

По его движениям было видно, что он возбуждён: стремительно и бесшумно он кружил и кружил по комнате, то и дело пробегая под моим металлическим ложем. Удивительно: столь громадное тело перемещалось почти как тень, с едва уловимым шелестом бархатных подушечек. Свеча догорала, и разглядеть зверя становилось всё труднее. Наконец, вспыхнув напоследок и зашипев, она погасла. Я остался с котом в темноте один на один!

Мысль о том, что сделано всё возможное, всегда помогает перед лицом опасности. Остаётся только бесстрастно ждать развязки. Я понимал, что нашёл единственное место, дававшее хоть какую-то надежду на спасение. Вытянувшись в струну, я лежал совершенно неподвижно, затаив дыхание: вдруг зверь забудет о моём присутствии. Я сообразил, что уже около двух часов ночи. Солнце встаёт в четыре. До рассвета оставалось не более двух часов.

Снаружи по-прежнему бушевала буря, и в окошки беспрерывно хлестал дождь. В комнате стояло невыносимое зловоние. Я не видел и не слышал кота. Я пытался думать о других предметах, но лишь одна мысль смогла заставить меня на время забыть о своём плачевном положении. Это была мысль о подлости моего двоюродного брата, о его неимоверном лицемерии, о его звериной ненависти ко мне. Под приветливым лицом таился нрав средневекового палача. Чем больше я думал, тем яснее видел, как умно всё было проделано. Разумеется, он притворился, будто идёт спать. Без сомнения, позаботился и о том, чтобы это видели. Потом тихонько прошмыгнул вниз, заманил меня сюда и запер. По его версии всё выйдет очень просто. Он оставил меня докуривать в бильярдной. Затем мне взбрело в голову взглянуть напоследок на кота. Я вошёл в комнату, не заметив, что клетка открыта, и поплатился за это. Как можно будет доказать его вину? Подозрение – возможно, но улик – никаких!

Как медленно тянулись эти ужасные два часа! В какой-то момент раздался негромкий неприятный звук – похоже, зверь вылизывал свою шерсть. Несколько раз я замечал во тьме вспышку зеленоватых глаз, но взгляд на мне не задерживался, и я с надеждой стал думать, что кот или забыл обо мне, или не обращает на меня внимания. Наконец сквозь окошки забрезжил рассвет: сперва среди черноты показались два смутных серых квадрата, потом они побелели, и я снова увидел моего страшного соседа. Увы, он меня тоже!