Хозяин ее судьбы, или Если свадьба состоится
Шрифт:
– А с вашей подругой – еще нет. Она куда-то убежала. Стеснительная девушка!
– После ваших оскорблений вряд ли она захочет с вами знакомиться и общаться. Так что увольте.
Чемпион по вольной борьбе еще немного постоял у калитки, усмехнулся и зашагал прочь. Только колыхание золотых шаров указывало направление.
– А у вас что?
– Так, это, туды… – мялся сторож. – Взносы у вас неуплочены! И за газ. Мне ихний председатель сказал: как появится – требуй.
– Заплачу! – отмахнулась я. – Что еще?
– Пока
– Хорошо. Разберемся. Буду иметь вас в виду.
Сторож ушел, и я пошла на веранду.
Тата сидела, нахохлившись, на глазах ее блестели слезы.
– Ты что?
– Да как вспомню его слова о кошке драной, так обидки и берут.
– Ду-у-урочка! – протянула я и, подойдя ближе, обняла ее. – Какая ты дурочка-то! Сама все время говорила: не надо давать мужикам спуску. А здесь от слов какого-то мужлана разнюнилась.
– Сама не понимаю, почему так получилось, – пожаловалась мне Тата. – Только обидно, и все. Как никогда в жизни! И сама не пойму – отчего так? Вроде бы не нервическая я барышня, ко всему уже привычная. Жизнью бита-перебита, а слезу пускаю, как курсистка.
– Сейчас мы твою обиду чайком с мятой зальем. Мята у меня еще с прошлого года сохранилась. Ты хоть согрелась?
– А покрепче что-нибудь есть? – спросила Тата, смахивая слезу рукавом кофты.
– Где-то что-то было. Не знаю только, найду ли?
Я прошла наверх. Водку я нашла в комнате. Две бутылки. Нахмурившись, я обвела комнату глазами. Я вспомнила, как мы здесь стояли с Русей, какой красивый вид открывался из окна и как она меня спросила: «Ты меня никогда не обманешь и не предашь?»
– Нет, моя девочка, – сказала я вслух. – Никогда! Не предам и не обману.
Проснулась я оттого, что солнце вовсю светило прямо в глаза. Я не сразу сообразила, где нахожусь, но постепенно все всплыло в памяти: и Тата, и наш вчерашний приезд сюда, и перебранка с «ханты-мантыйским козлом»… и вечернее чаепитие.
Я посмотрела на часы и ахнула. Уже двенадцать часов дня! Здорово же я храпанула! Да и Татка, видимо, от меня не отстает: лежит небось и дрыхнет без задних ног; иначе давно бы стянула с меня одеяло. Я свесила ноги с кровати. Накинув халат, вышла на веранду. К моему удивлению, Тата стояла у плиты и жарила яичницу.
– Проснулась? – спросила она, не повернувшись ко мне.
– Как видишь. А отчего ты ко мне не пришла и не разбудила?
– Я заглянула к тебе, – пояснила Тата. – Но ты так сладко спала, что будить тебя – означало бы навлечь на себя смертный грех, а поскольку за мной и так грехов водится немало, то вешать на свою душу еще один я не захотела. Так что решила позавтракать в одиночестве. А ты тут и явилась.
– Говоришь, как будто и не рада мне.
– Ага! Лишний роток. Еще и на тебя яичницу
– Обойдусь. Кстати, я ее и не очень-то люблю. Бутерброд с копченой колбасой меня вполне устроит.
– Ну и отлично. Чайник сейчас вскипятим и обдумаем план действий. – Тата сняла с плиты сковородку, на которой пыхтела и шкворчала яичница, и, взяв деревянную подставку, с размаху поставила сковородку на нее.
При этих словах я невольно поежилась. Мысленно я оттягивала этот момент, но и прятать голову в песок, как страус, было глупо. Я ведь приняла решение приехать сюда, приняла его я добровольно (хотя и под нажимом Таты, съехидничал мой внутренний голос), и поэтому отступать было поздно.
Тата как будто почуяла мое состояние.
– Эх, Юля! Трусиха ты настоящая. Раз мы уж взялись за это дело, идти нужно только вперед. Смелость города берет, так, кажется, нас в школе учил историк Святослав Викентьевич, светлая ему память!
– Все в порядке, – попыталась переубедить я ее. Еще не хватало – показать подруге свою слабость! Татка, конечно, очень близкий мой человек. Но на язычок ей лучше не попадаться. Сгнобит в два счета. – Просто я не представляю, как мы будем… действовать.
Тата издала звук, похожий на фырчанье:
– Все уже продумано, подруга, не боись! Сначала нужно опросить свидетелей по второму разу. Авось кто-то что-нибудь и вспомнит.
– Прошло время, – засомневалась я.
Тата смерила меня снисходительным взглядом с головы до ног.
– Вот именно: потому что прошло время, языки и развяжутся. Тогда они все были слишком напуганы. Полиция, то да се… А сейчас все расслабились. Прошло три месяца. Потом, мы – лица, властью не облеченные, и поэтому нас бояться незачем. А еще… – Тата замолкла и нахмурилась.
Но я слишком хорошо ее знала и поэтому спокойно сказала:
– Продолжай. Сказав «а», говори и «б».
– Я просто подумала… – Татка придвинулась ко мне. – Тот, кто причастен к этому, поймет, что за это дело взялись снова, и тем самым обнаружит себя. Мы как бы разворошим это осиное гнездо.
– Ты думаешь? – Я потерла большим пальцем указательный. – Мне кажется, искать концы нужно не здесь.
– Здесь! Не могла она пропасть незамеченной. Попомни мое слово, не могла. Здесь дача, и все на виду. А девчонка пропала именно тут…
Я поморщилась:
– Тат! Полиция уже все, что могла, прочесала и всех опросила. Руся исчезла – и словно концы в воду. Я уже говорила: не верю я в эту затею.
– Вот это плохо, – сказала Тата, прищурившись. – Вера всегда нужна. Вера, она, как говорится, горы сдвигает.
– Нет… – Я опустила голову. – Я верю, что Руся жива. То есть я ни одного дня не верила и даже не допускала мысли, что… – Мой голос сорвался. – Ты понимаешь, – уже шепотом заключила я.
– Понимаю, – спокойно кивнула Тата. – Если б не понимала, мы бы с тобой не дружили. Сигареты есть?