Хозяин моей жизни
Шрифт:
Леший обхватывает мое лицо, сжимая скулы рукой до боли, проводит большим пальцем по разбитой губе, намеренно размазывая кровь и причиняя боль.
– Ну что, крысеныш, добро пожаловать в ад, – чеканит этот страшный бандит прямо мне в лицо, а после с легкостью поднимает и перебрасывает меня через плечо.
Я, видимо, тут же отключаюсь, потому что не помню, что случается дальше. В боку что-то простреливает, и меня вырубает.
Глава 3
Эта тварь сдала поставку. Ментовская крыса, она работала на Бакира четыре года. С виду простая официантка,
Я тоже мог быть там и тогда сожрал бы сам автоматную очередь. Миша должен был быть там, но его подменил Хаммер.
Их расстреляли. Всех в упор и без предупреждения, а она знала. Знала, что будет, и молчала, за что теперь получит наказание.
Бакир отдал эту девку Лавру, я приезжаю проверить, что он уже ее кончил, да вот только с какого-то ляда пацаны решают развлечься, и перед моими глазами предстает не особо красивая сцена.
Они повалили девку на пол, раздели ее и изрядно отлупили. Теперь кукла трясется и рыдает, точно побитый щенок. Голая, в одном только белье и даже без обуви.
Смазливое лицо, сучьи глаза, сиськи, талия, худые ноги. Все при ней. Темные длинные волосы в грязи, и пухлые губы дрожат от страха.
Ей дико страшно, такое не сыграешь, хотя, думаю, она превосходная актриса, раз так долго ни у кого даже сомнений не возникло в том, что эта сука сдавала все ментам.
Бойся, тварь, больше бойся, чтобы пацаны тебя услышали, хотя в этом больше нет никакого смысла. Она покойница и скоро сдохнет, кровью своей смоет то, что натворила.
Я поднимаю ее с пола, а она мне харкает в лицо, шипит, точно гремучая кобра, смотря с вызовом, который я тут же принимаю.
Нет, она не сломлена, она, блядь, безбашенная просто, и это даже забавно. Избитая сучка хорохорится, как воробей, и пытается мне что-то доказать, тогда как я держу ее за гриву, и у меня, блядь, просто встает на нее.
Она смотрит на меня в упор, дрожит и брыкается, хотя из ее разбитой губы уже хлещет кровь. Ее слезы оказываются сладкими, точно самый вкусный нектар. Они горошинами катятся по ее щекам, но взгляда от меня девка не отводит.
Я достаю нож и срезаю с нее остатки шмоток, раздеваю догола, полностью.
Оцениваю тело с головы до пят, ведь, несмотря на ссадины и грязь, там есть на что посмотреть: стройная, фигуристая и подтянутая. Видно, что еще молодая, хрупкая даже, если бы не этот лисий упрямый взгляд: хитрый, сучий и блядский просто.
Высокая грудь с темными сосками так и манит сжать до боли, а грязный рот с пухлыми губами сучки просто умоляет о наказании.
В паху ноет, я не ебался три дня, и, что хуже, я понимаю, что хочу ее тряхать. Всю, полностью и очень грязно.
Бросаю девку на пол, Алик подходит и начинает ее мять. Она еще сильнее воет, и я понимаю в этот миг, что эта сука тут сдохнет.
Пацаны вошли в азарт. Им нравится ощущение этой полной свободы действий, ведь наказывать предательницу охрененно просто сладко, особенно если она
Я знаю, что с ней будет дальше и когда. Час, максимум два с такой-то фигурой.
Сначала они вытрахают всю ее дурь, а после выбросят где-то у обочины. Порванную и истекающую кровью.
Отвожу взгляд от нее, становится тошно.
Перед глазами старые кадры, как мать точно так же когда-то зажали дома, а я мелкий сидел в шкафу и боялся вылезти. Их было тоже трое, а мне четыре или пять лет.
Сначала я подумал, что они с ней играют, а потом уже услышал, как мать орет, как рыдает, пока они на ней скачут, как звери.
Я достаю ствол и делаю выстрел. Пацаны не понимают этого, впрочем, как и я сам. Знаю только, что если Алик с братвой ее сейчас просто вытрахают, то она все равно ни хуя не поймет, а я хочу, чтобы поняла. Чтобы на своей, сука, шкуре ощутила, каково этого, когда попадаешь в ад, и за каждое предательство обязательно следует ответка.
Я сам ее сломаю, потому что крыса, похоже, все еще не понимает, что она натворила. Дрожит только и ревет в три ручья, хотя… я совру, если скажу, что просто не захотел ее себе. Вот такую гремучую суку, воспитывать которую будет одно удовольствие, а в воспитании она явно нуждается, и даже очень.
Пока братва недовольно сверлит меня взглядами, я подхватываю девку на руки. Легкая, она совсем не упирается, взгляд какой-то затуманенный, поплывший.
Они неплохо ее попинали, потому что, как только я прижимаю ее к себе, она что-то еще пищит и обмякает у меня на руках.
Я не понимаю сначала, что с ней, но после уже у машины вижу, что у нее огромная ссадина на ребрах, со следами носка ботинка.
Укладываю крысу в багажник и срываюсь с места. Плана нет, просто ее лживый продажный зад уж очень просит отменной порки, и я ей обязательно это устрою.
Всю дорогу девка молчит, явно находясь в отключке, а я сбиваю вызов Алика, который хочет получить ее обратно.
***
Я совсем не помню дороги, кто и куда меня везет. Так, только отрывками словно выныриваю из вязкой трясины, приходя в себя на несколько секунд.
Меня везут не в салоне. Багажник, да, точно, в котором мое бедное тело трясет на каждой кочке, и я не знаю, что они еще придумали со мной творить.
Леший… он забрал меня. Он нес меня на руках. Вроде бы.
Я не помню его имени, у него же должно быть нормальное имя, ведь так? У них у всех клички, какие-то прозвища, точно у бойцовских псов, хотя и выглядят они соответствующе. Я за четыре года работы в клубе у Бакирова чего только не видела, но чтобы так – нет. Меня никто никогда не трогал, и я была уверена, что так и будет дальше. По крайне мере, брат мне это гарантировал.
Забрал. Леший меня себе забрал, чтобы что? Я понятия не имею, если честно. Наверное, чтобы прикончить самому, но бояться нет сил, и я никак не могу сосредоточиться.