Хозяин моих желаний
Шрифт:
– Мне, по-твоему, сейчас должно стать стыдно? – Вот теперь ирония в его глазах настолько неподдельная, что гадать не приходится. Не стыдно. И Раду это подтверждает вслух: – Ни капли. С того момента как внёс тебя спящую в свой дом я каждый божий день был счастлив. И да, я уверен, что смогу сделать счастливой тебя.
Сложно. Как же, чёрт возьми, сложно определиться, где он юлит.
– Я в этом сильно сомневаюсь, – говорю, как чувствую.
– Сомневаешься? А в том что будешь счастлива без меня, стало быть, уверена? Или собралась
Так. Хватит. Прикрываю веки и вдыхаю поглубже, прогоняя все лишние мысли. Выдыхаю. Открываю глаза, стараюсь смотреть на него беспристрастно.
Рисковый, опытный, целеустремлённый, склонен к нестандартным решениям. Чем не отпетый манипулятор?
Говорить красиво даже Метлицкий умел. Но вот не припомню случая, чтоб гордость Раду за время моего плена хоть раз значительно пострадала. При этом я должна безропотно принять его точку зрения и просто плыть по течению? Удобно, что сказать.
– Я была пьяна.
Он весь каменеет, напряжённо глядя на дорогу. Вдоль обочины, сливаясь в бесконечную ленту, пролетают сугробы. Смотрю на них и почему-то мелко трясёт. Хотя сомнений нет – нужно поставить его перед выбором. Другого способа понять, что им движет, я попросту не вижу.
Из машины выскакиваю, кажется, прежде чем он успевает притормозить. Картинка до мозга не сразу доходит, с трудом разбираю знакомую с детства дорогу. Господи, что со мной происходит опять? Почему стоит ему оказаться поблизости и меня штормит как иглы на сломанном компасе? А Раду, как назло, нагоняет и больше ни на шаг не отстаёт.
Так сильно переживает, что я захлопну дверь перед его наглым носом? Не сейчас.
Нужно видеть лица моих родителей, когда мы вместе заходим в гостиную. Я пока не осознаю своего отношения к происходящему. Какое-то оцепенение мешает сосредоточиться. Хотя решимость тоже присутствует. Сегодня всё, наконец, определится.
– Проходи, киваю на свободное кресло.
Раду моё состояние напрягает. Он не показывает, но это чувствуется по усилившейся хватке выше моего локтя.
«Не пори горячку, – подсказывают его цепкие пальцы. – Давай сначала наедине обсудим».
А нечего нам обсуждать. Всё равно никто не поручится, врёт он или правду говорит. Здесь все свои. Они мне его сватали, вот вместе и проверим, чем дышит сын Савицкого.
– Ну же, смелей, – говорю я как можно мягче, намеренно сбивая его с толку. – Думаю, в представлениях вы не нуждаетесь. На всякий случай напомню: мама, папа – это Родион, мой жених и гарант обеспеченной жизни. Прошу любить и не жаловаться.
– Ещё раз добрый вечер, – здоровается он поразительно спокойно для гудящей между нами двумя недосказанности.
Отец, кинув на потенциального зятя сочувствующий взгляд, подходит к бару. Его пальцы замирают напротив шампанского, но, видимо, преждевременность поздравительных речей очевидна
Сорок один градус – для предстоящего разговора самое оно.
– Влада, может, пока мужчины разговаривают, сходим накроем стол? Посидим по-семейному.
Ну это мама загнула, однако, на нервах. Готовка в нашем доме забота прислуги. Даже не представляю, что мы вдвоём способны сообразить. Впрочем, по её поджатым в тонкую нитку губам несложно догадаться, что готовить будем мой мозг, а если быть точнее – препарировать извечным: «Дочь, ты опять повела себя неприемлемо».
На что придётся привычно возразить: «Ну извини, мамуль, твоей мягкости я не унаследовала».
Ничего нового в общем. Хождение по кругу сегодня можно опустить.
– Предлагаю не торопить события. Сначала разберёмся, есть ли нам вообще смысл сидеть по-семейному. К тому же Рад...ион наверняка успел поужинать. Правда? – Оборачиваюсь к мрачно сканирующему меня Раду.
Нервничаю ли я? Ни капли. Мои родители не станут устраивать скандала при госте, а нравоучений я не боюсь. Правда того стоит.
– С удовольствием поужинаю с вами в другой раз. – сдержанно кивает он, жёстко перехватывая мою руку, чтобы усадить на соседнее кресло. – Влада права, я не планирую задерживаться. Уже довольно поздно.
Ай-яй-яй, мысленно иронизирую, представляя, где бы сейчас была его вежливость, не будь здесь моих родителей. На всякий случай всё же не настаиваю на том, чтобы выдернуть пальцы из его ладони. Очень уж тяжёлым взглядом прибивает меня побагровевший отец. Придёт время – сам отпустит.
Раду от предложенного джина отказывается под предлогом, что он за рулём. Подозреваю, не последнюю роль тут сыграла вероятность не сдержаться. Он продолжает игру даже на грани фола, понимая, что я могу вывалить родным грязные подробности нашего знакомства.
Мы с матерью тоже не изъявляем желания разбавить напряжение алкоголем. Сейчас мне нужна ясная голова.
– Что ж... Опустим светскую беседу, раз здесь собрались почти что все свои. Перейдём сразу к делу, – решительно произношу, глядя на то, как отец, всегда чутко улавливающий моё настроение, опрокидывает в себя неразбавленный плимут. – Мама, папа, поздравляю, вы своего добились. Мы с Родионом провели какое-то время вместе, узнали друг друга с самых... кхм... интересных сторон. Да, дорогой?
«Дорогой» тем временем поразительно спокоен. Наверняка уже осознаёт, что ничего хорошего не последует, однако кивает с вежливой улыбкой. Потому что характер такой – стоять на своём до последнего. А мне просто жизненно необходимо подрубить ему колени.
Меня саму потряхивает, но либо я сейчас загоню его в угол, либо недоверие потом загонит в угол меня. Внутри всё переворачивается от страха разбить то болючее и хрупкое, что я чувствую к нему вдребезги, а разум твердит: «руби!».
И я рублю.