Хозяин Проливов
Шрифт:
— Мои корабли идут к Партениту, — грустно сказал атаман.
— Вот и хорошо. — Над его головой послышался плеск крыльев, и, подняв глаза, Асандр увидел огромную белую птицу, удалявшуюся на юго-восток. Туда же должны были следовать диеры Черного Асандра, если хотели обогнуть полуостров.
III
Поворачивая корабли в обратный путь, пираты напрасно сожалели о недосягаемой Ольвии. Им не удалось бы высадиться в устье Борисфена. Два дня назад из верховьев реки к городу
Флейта чирикнула и смолкла. Но в войлочном шатре не стало тише. Собравшиеся уже насосались кислого молока, и пьяный гомон заглушал музыку.
Нагая флейтистка оторвала двойную дудку от губ и бросила по сторонам быстрый настороженный взгляд. В окружении подгулявших скифов кто чувствует себя в безопасности?
— Так это тебя мой отец называет Колоксай? — раздался за ее плечом резкий голос. Мужчина явно старался справиться с хмельной хрипотцой, но это ему не удавалось.
Девушка обернулась. Прямо на нее остановившимися красными глазами смотрел царевич Аданфарс, старший сын Скила.
— Отвечай, сука! — Он оттолкнул от себя рабыню-тавриянку и похлопал по колену.
Флейтистка правильно поняла его жест. Она отложила инструмент и, осторожно ступая босыми ногами между разбитых чаш, перебралась к Аданфарсу.
— Тебя зовут Солнышко? — повторил он.
— Да, мой господин. — Ее руки послушно легли ему на плечи. — Вашему отцу угодно было так меня называть.
Царевич снова прищурился. Хмель мешал ему хорошенько рассмотреть девушку.
— А сама ты как себя называешь?
— Как угодно господину.
— Хитрая стерва!
В ответ на брань она только рассмеялась и еще ниже наклонила голову. Наконец Аданфарс смог ее разглядеть. Действительно Колоксай! Рыжая, как солнце. Высветлила себе волосы пеплом, чтоб больше походить на этих скотов с побережья! Вот ведь сука! Несмотря на широкие скулы, в ней явно текла их кровь. Даже под загаром кожа казалась слишком светлой для степнячки. И что его отец находит в этих белоглазых шлюхах? Аданфарс выругался.
Он, как и триста всадников свиты Скила, не одобрял частых поездок царя к грекам. Разве дело торговать с ними? И говорят, и живут по-собачьи! Поднять на мечи и растрясти мошну — в руках окажется в десять раз больше сокровищ! Но нет, Скил считал иначе. Лет десять назад он впервые пригнал в Ольвию табун лошадей, потом хлеб, взятый в набегах у людей из верховьев Борисфена. И поехало… Дважды в год царь наведывался к грекам, свел знакомство с купцами и даже — об этом шептались с особым неодобрением — женился на дочери одного из них, купил дом.
В кочевье говорили: старик выжил из ума. Попирает законы
Царевич набычился, вцепился ручищами ей в плечи и затряс, словно собирался вышибить душу.
— А ты была там? Видела?
Раскосые глаза у этой суки продолжали смеяться.
— Что, мой господин?
— Говорят, мой отец брал тебя с собой в город! — заревел Аданфарс. — Видела ты его дом? Его бабу?
Колоксай выскользнула из медвежьих объятий царевича, словно ее кожа была намазана маслом.
— Дом видела. Жену нет, — тряхнула она рыжей челкой.
— И он взял с собой потаскуху под кров законной супруги? — Царевич сплюнул на пол шелуху от конопляного семечка. Назвать греческую наложницу отца «законной супругой» уже было оскорбительно и смешно. Впрочем, Аданфарс не смеялся.
— Ваш отец всего лишь повел меня в андрон, — пояснила Колоксай. — А не в геникей, на женскую половину. У хозяйки не было причин обижаться.
— Женская, мужская половина! — фыркнул царевич. — Дом-то один!
Аданфарс не понимал этих людей, их странных обычаев, при которых муж делает, что хочет и с кем хочет, а полновластной хозяйкой в доме остается все-таки жена. Он — лишь гость. Причем не всегда желанный. И распоряжается только в парадной комнате с расписными стенами, где принимает других гостей, таких же чужих дому, как он сам.
— Я клал на такие нравы! — рявкнул царевич.
Девушка вздрогнула. От нее была скрыта цепочка его размышлений, и последний выкрик указывал только на то, как набрался сын Скила.
— Клал! — еще громче заорал Аданфарс, так что все присутствующие в шатре повернулись к нему. Раззадоренный их вниманием, он оттолкнул Колоксай, выскочил на середину и показал собравшимся толстую задницу.
Его поступок сопровождался дружным хохотом. Пирующие с ревом побросали чаши на пол и стали топтать их ногами, как будто драгоценная ольвийская керамика, из которой минуту назад они считали незазорным хлестать свое кислое пойло, сейчас показалась им особенно презренной. Оставшись без киликов, скифы присосались прямо к мехам.
— Все греки — пьяные свиньи! — выкрикнул Аданфарс, упорно не желая вставать с четверенек. — Нарежутся вином и скачут по лесам! Голыми! Во имя какого-то виноградного бога, который выходит из земли! Тьфу!
Колоксай наконец удалось поднять его и усадить в углу.
— Твой отец следует обычаям этих свиней. — Неотвязные руки флейтистки убрали со лба царевича мокрые волосы. — Носит их одежду, говорит по-гречески, пьет вино, предпочитая Диониса всем другим богам…