Хозяин шара

Минькина Елена Викторовна

— Не бойся, я не причиню тебе вреда.

— Ты умеешь говорить?

— Умею. Я видел, как Стас прятал тебя, я шел за ним по пятам.

— Неужели он тебя не заметил?

— Научился этому в Афгане. В разведке служил.

— Почему ты спас меня?

— Сам не знаю. Сначала выдать хотел, а потом увидел на тебе платье Варвары, а мне она как мать. Если Стас помогал тебе, значит, это того стоит. И потом, я их всех ненавижу. Это не я, это они уроды. Даже с Варварой разговаривать не хочу, хотя она женщина хорошая, но начнет выспрашивать о жизни, а мне это как нож острый. С тобой что, вот увиделся раз, и все. Я теперь

хороших людей за версту чую. Ты — хорошая. Мне немым легче быть — никто не пристает. Нажился я, с меня хватит. Не нужен мне этот уродский мир. Но кончать с собой не буду. Мне батюшка объяснил, что тяжелее этого греха нет. А на совести у меня больше пятидесяти душ. Вот этими руками порешил. Не имею я права жить, понимаешь? И умирать не имею права. Должен свою чашу испить, так батюшка сказал. Живу здесь, молюсь за все погубленные души.

— Так ты мне помог только потому, что на мне платье Варвары?

— Да. Но еще мне не понравилось, что тебя травят. Что могла беременная сделать? Почему тебя ловят?

Марина пожала плечами.

— Они хотят убить не меня, а моего ребенка. Стас обнаружил, что он здоров, а Петр Иванович сказал, что у него порок сердца, не совместимый с жизнью. Им ребенок нужен, чтобы лекарство производить, слышал ты об этом?

— Слышал. Варвара мне все рассказывает, думает, не слышу ее.

— Но как же ты можешь здесь жить? — Марина оглядела прачечную. — Ты еще молодой, может, какие родственники у тебя есть?

Он махнул рукой.

— Мне идти некуда, детдомовский я, здесь я свой век решил дожить, здесь лучше, чем на воле. Может быть, когда-нибудь в монастырь подамся. А пока мне одному легче. — Немой пытливо посмотрел на Марину. — Что-то в тебе такое есть… Да не тревожься, не трону, другой я уже стал.

— А тебя как зовут?

— Федор. А тебя?

— Марина.

— Я уж столько лет молчу, а вот с тобой заговорил. Чем-то ты мне мою маму напомнила. Я ее в десять лет потерял. Очень красивая была…

— Умерла?

Он кивнул, тяжело вздохнув:

— Погибла она, утонула. Тоже, как ты, беременная была. Такой же взгляд, как у тебя. Вы, бабы, когда беременны, как-то по особенному жить начинаете, взгляд ваш обращен внутрь себя, что ли. Никак вас не понять. Сегодня увидел тебя и впервые за много лет заплакал. Значит, сердце мое оттаивает, меняюсь я к лучшему. Я ведь самого себя бояться стал. Таким зверем был лютым.

— А девушка у тебя была?

— Была одна, очень ее любил, да предала. Потом куча баб была. Мстил я им, будто они во всем виноваты. Но любви я больше не встретил.

Федор налил Марине чаю, вытащил белье из сушки, стал гладить ее одежду. Они немного помолчали.

— Сейчас все ушли, — опять подал голос Федор, — и я тебя, когда вещи проглажу, назад в морг отведу. У меня опасно оставаться. Мне тебя прятать негде, вдруг придет кто-нибудь? Сегодня уже раза три наведывались, все тебя ищут, уроды. Я знаю, лекарство это, которое им надо, десять тысяч долларов стоит. Эти за деньги кого хочешь порешат, даже ребенка. Я тоже убивал, но только за идею. Хотя, если честно, сейчас я не вижу в этом разницы. Ведь только Бог жизнь дает, ему и отнимать ее. — Он вздохнул и пытливо посмотрел на Марину. — Не знаю, сколько тебе лежать придется в ящике. А я к тебе заходить буду, как только смогу.

Через несколько минут он отвел ее в морг. Марина легла в ящик,

к которому уже немного привыкла, и тут же уснула.

Ее разбудили голоса. Очнувшись ото сна, она услышала, что в комнате находятся люди. Прогнав остатки сна, Марина напряженно начала вслушиваться.

Мужской голос произнес:

— Нет ее здесь. Мы уже все ящики обыскали. Где здесь можно еще спрятаться?

— Давай, Андрюха, все проверим еще раз, шеф совсем взбесился. На кой ляд им эта баба?

Марина сразу догадалась: это, видно, тот охранник, что приходил к ней в палату.

— Ну не скажи, Толян, как это зачем? «Заказали ее» и бабла заплатили немерено. Если сбежит, пропадут все денежки.

— Да, нечистые дела здесь творятся. Не вляпаться бы нам.

— Нам что? Мы — пешки. Наша дело — сторона, лишь бы бабки платили. Где ты столько заработаешь? Да и работа наша — не бей лежачего, ни хрена не делаем целыми днями.

Марина вдруг услышала, что они стали открывать ящики. Сердце замерло: «Ну все, сейчас обнаружат»…

— Эй, Толян, ты чего опять в холодильник полез? Видишь, здесь табло есть. Лампочка не горит, значит, все ящики свободны. Ты что же думаешь, она сама залезла и закрыла себя? Посмотри лучше в туалете. Надо побыстрее выбираться отсюда. Третий раз уже здесь ходим. Мертвяков вроде нет, а жутко.

— Нет ее в туалете. Пошли, прачечную обыщем по новой.

— А вот тут мы, Андрюха, попали. Как мы немому объясним, что нам опять приказали все обыскивать? Еще не ровен час, драться полезет. Говорят, полоумный он.

— А пистолет на что? Покажем ему, и заткнется как миленький. А бабу эту и так найдут скоро. Альке развяжут язык, да и все дела. Дура, и на хрена в это вляпалась? Зачем помогать стала? Где она еще такую работу найдет? Я слышал, у нее на шее целый выводок братьев и сестер, да еще мамаша в дурдоме. Я даже жениться хотел, да как узнал про ее семью, решил держаться от нее подальше. А в принципе хорошо иметь жену, и чтобы она здесь работала.

— Да, теперь в каждой палате видеокамеру повесят.

— Ага, с поварихой теперь побаловаться негде будет. А ты знал, что в той палате, где эта баба лежала, была видеокамера?

— Конечно, знал, ведь я эти мониторы просматривал. Только Алька про нее ничего не знала. Вишь как получилось, камера включалась всего на несколько минут и записала, как Алька с той бабой разговаривала. Теперь нам работы добавится: шеф прикажет вести за всеми палатами круглосуточное наблюдение, так что, Андрюха, кончилась лафа. Телик совсем смотреть некогда будет, умрем с тоски.

У Марины волосы от страха зашевелились. «Что я наделала? Подставила девочку и Стаса. Что теперь будет? Альке придется рассказать, где меня спрятали. И зачем мы затеяли это?» Она слышала, как охранники ушли и заперли за собой дверь. «Может, стоило поговорить с ними? Они бы связались с Сережей, и он бы спас меня и ребят?» В отчаянии она стукнула кулаком по крышке своего гроба, и он ответил ей таким грохотом, что Марина в ужасе вскочила, забыв, что находится в замкнутом пространстве. Получила сильный удар по голове, и перед глазами поплыли круги. С трудом сдерживая крик боли, она повернулась на бок, прижалась к холодной стенке и зарыдала. И вдруг опять услышала шум снаружи. Догадалась — открывается дверь. «Все, за мной пришли. Как же быстро!.. Сейчас достанут ребенка, и все кончится»…