Хозяин тайги
Шрифт:
– И ничего не рано! Еле как до тебя дотелепались, так еще Митька этот как с ума сошел!
– баба Нюра прошагала до стола и опустилась на стул, вытирая пот со лба, - Говорит, ночью ангела видел, и теперь в его доме стало чисто, а на душе светло! Клянется, что пить бросит!
Гуля чуть улыбнулась, но пока промолчала, не торопясь говорить, что этим самым ангелом была она, только тихо просила:
– И как думаете, действительно бросит?
– Да кто ж его знает, доча! Он ведь ни дня трезвый не ходил с тех пор, как похоронил свою жену! Как такое организм-то выдержит?
Гуля
Она двигалась скованно и непривычно от боли, что расползалась внизу живота, но не обращала на это внимания за своими мыслями.
А вот бабушки обратили сразу же и ахнули почти одновременно:
– Внуча! Что случилось? Ноги болят?
Девушка снова вспыхнула от волнения и того, что ее маленькая ночная тайна раскроется потому, что она не умеет контролировать свои эмоции, но к счастью стояла спиной к бабушкам, когда быстро проговорила:
– Да, немного. Это я вчера убралась в доме деды Мити. Там было много работы. Вот, видимо с непривычки и потянула что-то.
Лишь убедившись в том, что ее щеки больше не пурпурно-красные, Гуля позволила себе обернуться и посмотреть на бабушек.
А ведь она даже не солгала.
Действительно ведь помогала дедушке Мите, может, и правда в боли тела был виноват не один Гром.
Баба Тася только всплеснула руками и хлопнула себя по бедрам, а баба Нюра вдруг улыбнулась, довольно проговорив:
– А я сразу так и подумала, что это ты, внуча! А кто у нас еще такая добрая душа в деревне? Сколько лет мы живем все бок о бок, и ведь никому даже в голову не пришло, что Митьке помочь нужно - подтолкнуть его в правильном направлении, путь показать. По первости-то его пытались из этого омута вытащить – и разговаривали, и угрожали, что помрет ведь он, и говорили, что его жене это бы точно не понравилось. А он ведь только еще отрешеннее становился – закрывался один в доме, пил, и плакал, глядя на фото. Сколько лет-то уже прошло, а, Тась?
– Да много уже, пара десятков точно, - тяжело выдохнула баба Тася, закивав головой на слова своей подруги.
– Вот. И потом все бросили эти уговоры – раз пьет, то его дело. И раз жить не хочет, то как нам помочь.
Бабушки почти одновременно сокрушенно покачали головами.
– Так давайте сейчас ему поможем, - тихо отозвалась Гуля и присела к ним за стол, стараясь двигаться как обычно, чтобы больше не вызывать подозрений, хотя получалось это не очень уверенно, - Если деда Митя сделал первый шаг, то нужно протянуть ему руку, чтобы он сделал и второй.
Бабушки снова переглянулись и к счастью кивнули, хоть и сделали это не слишком уверенно, на что рассчитывала девушка.
– Если он и правда сможет после стольких лет выйти из глухого запоя, то ей-богу можно будет считать, что деревня заново родиться. Правда ведь, Тась?
– Правда-правда.
– Митька же был первый парень у нас по молодости - самый активный, самый общительный, при нем все
Гуля слушала, затаив дыхание и сейчас еще сильнее хотела помочь дедушке в надежде на то, что его сильная душа снова покажет себя, и он станет спасением для умирающей деревни.
Как был раньше.
А они с Громом помогут ему всеми силами.
Мысли о Громе снова отозвались в душе тягостным волнением, и захотелось еще раз выглянуть в окно, чтобы увидеть его, шагающим из леса.
Куда же он пропал?
А главное – почему?
– А ведь внуча все верно говорит, Нюр! – раздался голос бабы Таси, отвлекая Гулю от тяжелых мыслей, когда становилось откровенно горько и наверное даже страшно, потому что минуты все тикали и убегали, а Гром так и не появлялся на пороге дома, - Если же мы не поможем Митьке, то кто еще поможет?
– Так а мы как сможем помочь, Никитишна?
От собственных стремительных мыслей о помощи баба Тася даже подскочила из-за стола, заставляя свою подругу покоситься на нее, а Гулю тихо незаметно улыбнуться.
– Пойдем к Галке! Ты же помнишь ее бабку Глашу?
– Ну.
– Она ведь повитухой была, а еще многих мужиков отпаивала после гулянок, когда те помирали!
– Это все хорошо, но при чем тут Галка? Бабка ее уже лет сто как умерла, Тась!
– Так ведь Галка с ней жила все детство, значит, не просто так все это было, и наверняка что-нибудь, да она запомнила! Вставай, говорю! Что сидеть и рассуждать, надо пойти к ней и спросить! Доча, ты тоже вставай, с нами пойдешь!
Гуля открыла было рот, чтобы сказать, что ей нужно быть дома, но сделать этого так и не смогла.
Просто понимала, что если останется сейчас одна и Гром не появится в ближайшее время, то ее мысли сожрут ее саму изнутри, и станет только хуже.
И потом ей действительно было важно помочь деду Мите.
Почему она и сама не знала.
Ее бабушка всегда учила, что если ты можешь помочь словом или делом, то не нужно этого стесняться – добро нужно делать всегда, а зло даже в мыслях не оставлять.
Гуля всегда старалась жить по этим незамысловатым законам и знала, что многие считали ее блаженной и ненормальной, а часто и вовсе крутили пальцем у виска, когда она кормила очередную бездомную собаку, или отдавала всю мелочь старику-попрошайке.
Добро всегда отзывалось в сердце теплом, потому Гуля его и делала в меру своих силёнок, без оглядки на то, что о ней скажут или подумают другие люди.
Поэтому девушка только и успела, что натянуть на ступни свои мягкие балетки на сплошной подошве и накинула на плечи тонкую кофту, чтобы прикрыть грудь, потому что под платьем она была обнаженной, и меньше всего хотела, чтобы это внезапно и вовсе некстати понял кто-нибудь еще.