Хозяин видений
Шрифт:
— Открой глаза.
— Спать хочу, — простонала я и снова окунулась в теплую пучину беспамятства. Но она вспенилась, приподнялась, ставя меня почти вертикально.
— Нельзя спать. — И снова этот голос.
Я открыла глаза. Эрик держал меня на руках, крепко прижимая к себе, встревоженно вглядываясь в лицо. Такой внезапно близкий. Пахнет морем и карамелью. Волосы зачесаны назад и собраны в хвост. И кожа — слегка обветренная, словно он недавно вернулся из плавания. Откуда такие мысли? Словно я знала… На лице небольшая щетина, и ямочка на подбородке — так и хочется потрогать.
— На
— Фу, гадость, — прошептала я и откашлялась.
— А нужно допить, — приказал он и добавил уже мягче: — Ну же, малыш, сделай это для меня.
От его хриплого, глубокого голоса даже голова закружилась, и я послушно допила. Эрик поставил чашку на журнальный столик и снова меня обнял. Двумя руками. И я почувствовала себя почему-то невероятно, безумно счастливой. Откинулась ему на грудь и молчала, слушая, как бьется его сердце. Так мы и сидели несколько минут — в тишине, на диване в кабинете скади. Торшер излучал тусклый свет, но он до нас почти не доставал — рассеивался в двух шагах до дивана. Оставляя нас в интимном, уютном полумраке.
— Не засыпай, — попросил Эрик очень тихо. — Боюсь, когда ты засыпаешь.
— Ты же можешь вылечить меня, — слабо улыбнулась я. — Если будет совсем плохо.
— Не могу, — вздохнул он. — И еще несколько дней не смогу. Да и потом нужно будет восстанавливаться долго, я же не сольвейг.
Я приподнялась, заглянула ему в глаза. Они не лучились иронией, как обычно — взгляд был серьезным и виноватым.
— Прости. Я мог не остановиться. Потерял голову.
— Ты был при смерти. Не нужно оправдываться.
— Нет, Полина. — Он уткнулся носом мне в волосы, и я зажмурилась, боясь спугнуть его. Казалось, сейчас я любым неосторожным движением могу его спугнуть. Он ссадит меня на диван и перестанет обнимать. Вопреки моим опасениям, Эрик прижал меня к себе еще сильнее и добавил: — Мне сорвало крышу не из-за истощения. А из-за тебя.
— Из-за моего кена, — глухо прошептала я. Вспомнился Альрик. Я на остановке — полуживая, сжимающая амулет с замысловатой вязью. Такси. Забор атли, и Влад, вносящий меня в дом. Тогда я чуть не умерла, потому что Первозданный не смог вовремя остановиться.
— Да, — ответил Эрик и снова замолчал.
Я слушала, как тикали часы в углу. Смотрела на пятно света на полу. Дышала и старалась не уснуть.
Я могла погибнуть, потому что самому лучшему мужчине в мире сорвало от меня крышу. Не ирония ли? Кен сольвейга кружит голову, сказал мне однажды Влад. Странно, но я никогда не задумывалась, не придавала значения…
— Какой он? — спросила и подняла голову, желая взглянуть Эрику в глаза. — Мой кен?
Эрик улыбнулся, погладил меня по щеке. Я потянулась — невольно — к его ладони, понимая на ходу, что веду себя жутко неприлично. Ну и что с того? Я чуть не умерла, мне можно.
— Волшебный.
— Волшебный? И это все?
Хотелось подробностей, особенно, когда его глаза блестят, а губы растянуты в улыбке. Мягкие, наверное. Возможно, властные. Требовательные. Жаль, что я этого не знаю.
Я потянулась рукой и
— Однажды мне довелось побывать в долине Нила в гостях у одного племени, в котором я искал свою пророчицу. Там я впервые увидел и попробовал небесное безумие. Голубой лотос. Он распускается с рассветом, и нет ничего красивее, чем наблюдать, как вода покрывается этими солнечными цветами. Его запах ни с чем не сравнится. Это сильное психотропное средство — если его правильно употреблять, он дарит эйфорию и погружает в транс. Поговаривают, жрецы африканских племен становятся сильнее благодаря ему. И что, покурив его, хищный может постичь тайные знания.
— И ты постиг? — спросила я. Надо же, какой у меня, оказывается, кен. Цветочный. Волшебный. Неудивительно, что Альрик тогда настолько проникся.
Эрик тихо рассмеялся и погладил меня по волосам.
— Не постиг. Наверное, не достоин. Вот на мне и отразились совсем другие свойства этого цветка.
— Другие свойства?
Он потерся носом о мой нос, приблизил губы к моему уху и прошептал:
— Голубой лотос — сильнейший афродизиак.
Не знаю, как на счет лотоса, но его голос точно такими свойствами обладал. Я зажмурилась и застыла, мечтая, чтобы он прекратил, наконец, говорить и поцеловал меня. Перестал мучить. Заставил снова ощутить себя желанной.
А потом я поняла. Открыла глаза, нахмурилась. Получается, он сейчас что мне сказал? Что там, в долине Нила он под воздействием цветка…
Хотя чему тут удивляться? Эрик не раз намекал, что женщины у него были, парень он не стеснительный. Но почему-то именно в тот момент я ненавидела всех его женщин — и бывших, и настоящих. И, возможно, будущих.
Что поделать, мужчины мира хищных не моногамны. Особенно такие, как Эрик. А он так вообще не хотел отношений. Никаких. Все, что он мог дать — удовольствие. Минутное, яркое, незабываемое.
Оно мне надо? Только болеть потом будет. А я не хочу, чтобы болело. Наелась этой боли — до конца жизни вспоминать хватит.
Опустила глаза. И наконец, увидела свою одежду. Засохшая кровь на рукавах, под ногтями, на повязке. Грязь. Даже волосы спутались и испачкались кровью Эрика. И вспомнился мальчик — маленький, запутавшийся, наполненный злобой зверек.
Правильно ли мы поступили? Действительно ли не было выбора? Возможно…
— Где он? — спросила хрипло. — Тед? Ты…
— Я похоронил его. А сам он находится сейчас там, где и создатель яда. Ты говорила, они знакомы.
Я подняла на него глаза.
— С Таном? Но… зачем?
Эрик вздохнул.
— Понимаешь, мир искупления — страшное место. Страшное в первую очередь для того, кто его создал. Там больше никого нет, и никто не скажет тебе, что пора уходить, не отыщет для тебя дверь. Никто не оправдает. Там масса выходов для перерождения, но ты никогда не найдешь их сам. Не увидишь. Но если рядом будет кто-то — неважно кто — кто тебе это выход покажет, ты обретешь свободу. Они выберутся. Оба. Если осознают — каждый свою вину.