Хозяин Вороньего мыса

Коултер Кэтрин

Она не ответила.

– Я не собираюсь насиловать тебя, – нахмурившись, добавил Меррик. – Может быть, ты этого так боишься, что стала ядовитой, точно кобра. Да ты посмотри на себя! Выглядишь ты примерно так же аппетитно, как вареный лук, а уж тощая, точно ободранная коза. Тебе сколько лет, двенадцать? Знаешь, я не любитель малолетних девчонок, и никто из моих людей – тоже, так что устраивайся поудобнее и передохни. Хватит болтать. Тебе будет больно, но я постараюсь действовать осторожно.

Только когда Меррик опустил разодранные штаны к ее щиколоткам, стянул

их с нее и выбросил вон из палатки, он осознал наконец свою ошибку. Девушка лежала на животе, чуть раздвинув ноги. Меррик оглядел длинные, очень тонкие – что правда, то правда, – но хорошей формы ноги. Можно было догадаться, какой вид они примут, если ей удастся нарастить мясо на свои кости. Меррик перевел взгляд на бедра: конечно же, эти бедра не могли принадлежать мальчишке, – к этому он уже был готов, однако они вовсе не были девчоночьими, детскими бедрами. Да уж, ей давненько миновало двенадцать лет, слишком давно. Бедра выдавали Ларен – это была взрослая девушка.

Меррик снова выругался.

Глава 4

Больше Меррик ничего не сказал. Быстро, не слишком старательно, он протер ей ноги и спину. Хорошо еще, что девушка совсем тощая, костлявая и бледная. Она оказалась старше, чем Меррик думал вначале, но такая жалкая, совсем никудышная, что Меррик видел перед собой лишь изодранную спину, тело, которое могло принадлежать и мальчику. Однако он принял меры предосторожности, плотно обернув руку влажной тряпкой, прежде чем мыть ее бедра и промежность. Девушка нуждалась в помощи, зависела от него, и в конце концов, она – всего-навсего рабыня.

Меррик даже вымыл ей голову трижды и прополоскал, а потом расчесал своими пальцами, разобрал узлы и колтуны. Все это заняло немало времени, но он еще не завершил ,свой труд: очень уж девушка заросла грязью.

– От основной грязи мы избавились, но завтра надо будет протереть тебя еще разок, – пояснил он, переворачивая Аарен на спину. – Теперь помоем тебя и спереди.

Может быть, ему не следовало делать это. Девушка прикрыла глаза, лицо ее побелело от боли и усталости. Меррик увидел уродливо выпирающие ребра, тазобедренные кости, плоский живот. Меррик собрался с духом и продолжал работу. Девушка не раскрыла глаза, даже когда руки Меррика передвинулись с ее лица ниже, к шее. Она не шелохнулась и тогда, когда влажная ткань коснулась груди, но ее руки сжались в кулаки. Меррику тоже пришлось зажмуриться, когда он мыл живот Ларен и добрался до нежной женской плоти. Он спешил, опасаясь нового приступа лихорадки, поскольку уже наступала ночь и воздух становился все прохладнее.

– Скальды сочинят много песен обо мне, – пробормотал он, нащупывая рукой путь между ее ног. – Я, оказывается, наделен не только стойкостью воина, но и выдержкой христианского монаха, я терплю мучения пострашней твоей боли в спине.

Ларен открыла глаза, поглядела прямо ему в лицо:

– Кто ты? Почему решил ласково обойтись со мной и Таби? На что ты рассчитываешь? Отдашь меня своим людям или сбережешь для дружка, который может чем-нибудь вознаградить тебя? Траско собирался

отдать меня сестре киевского князя – она любит мальчиков. А что сделаешь с нами ты?

– Поправишься – увидим, – ответил он, торопливо обтирая тело Ларен влажной тряпкой, а затем еще более поспешно натянул на нее мягкое шерстяное одеяло – до самого подбородка. – Тебе больно лежать на спине? – спросил он.

– Да, больно.

Тогда он помог Ларен перевернуться на живот, еще раз сполоснул ей спину теплой водой, подложил чистую льняную ткань и снова укрыл ее шерстяной накидкой. Волосы у Ларе№ оказались густые, в коротких завитках, но спутанные.

– Какого цвета у тебя волосы?

– Рыжего.

Меррик присел на корточки, сосредоточенно созерцая затылок Ларен. Она опять заговорила с ним высокомерным тоном, и, хотя произнесла всего одно слово, оно прозвучало словно величественный приказ из царских уст.

– Здесь скудный свет и я ничего не могу разглядеть, а пока я тебя не отмыл, цвет твоих волос может с тем же успехом быть и зеленым. Значит, ты рыжая. Мне этот цвет не по душе. У нас нет женщин с такими волосами.

, – А мне что за печаль, викинг?

Меррик широко ухмыльнулся, по-прежнему не отрывая глаз от затылка девушки.

– Чересчур яркий оттенок для женщины, вызывающий, я бы даже сказал, дикий. Нет, мне рыжие не нравятся. Почему ты назвала меня викингом?

" – Ты же сам сказал, что из Норвегии. Ты что, собственных слов не помнишь? И потом, у тебя волосы русые, а глаза голубые, ты крупнее мужчин, встречавшихся мне в других странах. Все викинги похожи друг на друга, все они такие же огромные, ты ничем не отличаешься от своих сородичей: самый настоящий викинг.

Меррик расхохотался:

– А в твоих местах у всех женщин рыжие волосы, и столь темные, что ночью они кажутся черными?

– Нет.

– Так я и думал. И не у всех женщин в твоем краю кожа белая-белая, словно свежевыпавший снег у нас в Вестфольде, а?

– Не у всех, но кое у кого – да, стоит лишь присмотреться, только вам, викингам, не до того, когда вы устраиваете очередной набег, убиваете и крадете все, что попадется вам под руку, в том числе и людей. Меррик пропустил упрек мимо ушей и ответил:

– Значит, ты не похожа даже на людей своего племени. Мне следовало догадаться об этом. Рыжие волосы и ярко-белая кожа – разве это не проклятие, которое христианский бес насылает на женщину, не кара божья?

– Боги и бесы тут ни при чем, – сказала она, и в ее голосе вновь послышалась боль, тупая усталость и что-то еще – Меррику показалось: это ненависть, приглушенная, затаившаяся, но настолько сроднившаяся с душой Ларен, что она не покинет ее до самой смерти.

Меррик опять нахмурился и спросил уже серьезно:

– Хлеба еще хочешь?

– Нет, но Таби всегда голоден, ему нужно есть больше, чем мне. Он наверняка будет рад хлебу.

– Клив присмотрит за мальчиком, они оба, он и Олег – тот человек, которого ты укусила, – позаботятся о нем. Они будут пичкать его, пока не раскормят, как индюка. Еды хватит и ему и тебе, голодать вы не будете.