Хозяйка Дара
Шрифт:
И недолго думая взяла кособокую черную лошадку:
– Это дедушка.
Я выстроила их вдоль края стола и убрала лишние фигурки.
– Теперь медленно – медленно! – поставь себя на столе.
Ольга Петровна недоуменно покрутила белую пешку и поставила у своего края, ко мне лицом. – Задержи на ней руку, – сказала я и коснулась ее запястья. – Молчи. – Теперь поставь своих родителей. Медленно. Не надо размышлять, делай так, как чувствуешь здесь, – и я коснулась середины ее груди. – Просто чувствуй. Сначала поставь, потом покрути их, поразворачивай. Медленно.
Белый слон закончил свое движение позади белой пешки, чуть слева, а белый ферзь замер в дальнем углу стола, боком к обоим. – Теперь мамины родители. Медленно! – Ладонь ее, обнимающая белую пешку, подрагивала от биения крови, правая рука с черной королевой неуверенно двигалась и остановилась близ белого ферзя. Фигурки стояли лицом к лицу, касаясь друг друга юбками. Потертая черная коняшка замерла почти по диагонали, в другом конце столика, спиной ко всем остальным фигуркам.
– Твоя мать была несчастлива в браке – сказала я.
– Да.
– Что было между ее родителями?
– Бабушка была из богатого дома, и ее отец не дал ей выйти за любимого парня. С дедом они прожили мало, он пил и умер молодым.
– Поставь бабушкиного отца.
Гостья нагнулась, выбрала черного короля и поставила его спина к спине черной королевы.
– Твоя бабушка так и не простила своего отца, – сказала я. – Она была женой, не уважающей своего мужа, и прожила всю жизнь в обиде. Ее дочь, не умевшая уважать мужчину, тоже не имела шансов на счастье. У нее были мигрени? – Всю жизнь, – завороженно пробормотала дама. – Это не первый твой брак? – Третий, – ответила она.
Я собрала фигурки, мягко забрав потную белую пешку, и выстроила их по-новому. Впереди черного короля встала черная королева, справа от нее – белый конь-дедушка. Спиной к ним расположился белый офицер по правую руку белого ферзя, а впереди их – маленькая белая пешка.
– Положи руку на пешку. Скажи: мои дорогие родители, я только ребенок. То, что было между вами, меня не касается. Посмотрите на меня доброжелательно. Благословите меня на счастье.
Женщина тихо повторила фразу за фразой.
– Теперь просто смотри на эту картинку. Возьми ее в свое сердце. Это важно для тебя.
По ее вискам сползали капли пота, изысканный макияж расплывался, губы кривились.
– Дыши.
Глаза ее налились слезами.
– Плачь. Твои слезы целебны. Плачь громко.
Она разрыдалась.
Спустя несколько минут я подошла к ней, дала платок, прижала ее голову к своей руке, постояла так. Всхлипывания начали затихать.
– Молчи. Побудь с этим.
Затем поднялась, прошла по комнате, зажгла погасшие свечи и сказала:
– Твои мигрени прекратятся в день, когда ты повернешь свое сердце на любовь к отцу и деду. Тогда и у твоего брака появятся шансы. – Ольга глубоко, со всхлипом вздохнула. – Теперь иди. Рассказать о том, что здесь было, разрешаю не раньше двадцать первого дня.
– Спасибо, Хозяйка Дара.
– Благословенна будь.
Я закрыла дверь и подошла к окну. Дама скользнула в автомобиль, и через минуту
Я сняла парик и наконец почесала голову.
– Да ты рехнулась, девка! – причитала наутро Агафья Даниловна. – Ты чего мне суешь-то, когда ж я столько отдам, деньги-то мои в сберкассе все арестованные!
– Когда отдашь, тогда и ладно.
– А если та богатейка придет деньги взад требовать?
– Не беспокойся. Вчера с ней разговаривала не Донара Зурабовна, а Хозяйка Дара. Сделает все как надобно, а тогда и результат будет. Вот ведь насмешка – когда я родителям в этом кабинете бесплатно советую сделать то-то и то-то, если один из семерых послушается, радуюсь. А ведь говорю одно и то же! Надо хоть табличку на дверь попросить. А то смотрят на замученную бабу в зашитых колготках, а должны видеть специалиста.
– Дак ты не уйдешь из школы-то?
– У меня есть библиотечный день, вот и буду по понедельникам Хозяйкой. А в остальные дни – по-прежнему школьным психологом…
Глава 2. Ребенок второго сорта
Я, высунув язык, рисовала серебряные буквы на плакате:
Хозяйка Дара
Корректор системных переплетений
Агафья Даниловна, возя утюгом по крашеной простыни, спросила меня:
– Слушай, Донара, а ты вроде раньше про карму писала?
– Корректор кармы – звучно, но неточно, – отложила я кисточку. – Карма – это в некоторых религиях влияние прошлых воплощений на будущие. То есть вроде как человек за свое поведение отдувается. А я работаю с системными переплетениями. С тем, что приходит из семьи. Потому что чаще всего люди платят за своих старших.
– Как в Библии, до седьмого колена?
– Ну до четвертого-то точно. А самое главное, что когда коррекция не происходит, часто судьбы повторяются из поколения в поколение. И уже не столь важно, что сделала прабабушка твоего прадедушки, потому что и в ближайшем поколении – у матери – может быть та же проблема. Особенно если в семье есть запретные темы, тайны, есть люди «исключенные», о которых не говорят. Или жертвы, которые не уважаются. Все члены системы имеют право на свое место в ней, и попытка кого-то исключить дорого обходится последующим поколениям.
– Донара, да откуда ты все это берешь-то?
– Ты же знаешь, мы с мужем в Германии служили. Там я и освоила метод системных семейных расстановок Берта Хеллингера. Такой необычный человек, весь светящийся. Раньше священником был: миссионером в Африке. У протестантов это можно: из священников «перейти на другую работу». Гениальный психотерапевт, двадцать лет людей лечит. Ни на что не похоже, но исключительно эффективно.
– И как ты на такое выучилась?
Я снова обмакнула кисть в краску: