Хозяйка кабаре
Шрифт:
— Ну и кто же?
— Матюшин, Василий Петрович. Ты вроде должна быть с ним знакома.
— Как же, как же! Петрович, старый извращенец, любитель потрошить трупы молодых девушек! Ну, что же, придется его как следует потрясти!
— Смотри только не перестарайся, а то знаю я твои методы воздействия — усядется в кресло, юбка до пупа, нога на ногу — и изволь с ней беседовать. А Петрович у нас — человек немолодой, сердечко может не выдержать. Останешься тогда без информации, а мы без опытного сотрудника.
Вообще-то, Кирьянов прав, я иногда злоупотребляю подобными
«Методы работы частного детектива Т. А. Ивановой». Написать методичку и распространить по всем отделам. Пусть будет настольной книгой. У женского состава, разумеется.
— Володечка! Умного учить — только портить. Не бойся, не обижу твоего Петровича. У меня ко всем свой подход имеется. И вообще, хватит трепаться, времени нет. Спасибо тебе, Кирьянов, за доверие и ценные сведения!
— Всегда рад тебе помочь, Танюша.
Мы, как всегда, тепло попрощались, и я положила трубку. Теперь можно спокойно продолжить процесс набивания желудка. Я достала из холодильника остатки котлет и, методично поглощая их — разогревать лень и долго, — анализировала полученную информацию.
Вон оно, значит, дельце-то какое! С участием сильных мира сего! Потому-то и отфутболили моего клиента сегодня утром из следственного отдела безо всяких объяснений. Можно сказать, дружественная организация передала пас точнехонько форварду Татьяне Ивановой. Ну, что же, спасибо ей, родимой!
Покончив с бесхитростным полдником, завершив его чашкой крепкого кофе и почувствовав себя на все сто, я подумала, что самая пора приступать к действиям.
Что же, прежде всего надо съездить к Петровичу. Только он может пролить свет на предмет моего расследования. Ведь мне заказали не установление факта и причин закрытия дела. Это представляет интерес только для меня. А заказали установить причину гибели девушки, и от кирьяновских сведений мне пока что ни горячо ни холодно.
Что касается Петровича, он, вообще-то, мужик душевный и разговорчивый. Задобрить его бутылкой хорошего коньяка, и он выложит все, что думает по этому поводу.
Насчет извращенца я, конечно, пошутила. Но то, что человек он увлеченный, — общепризнанный факт. Сам же о себе он говорит классической киношной фразой Остапа Бендера: «Работы не боюсь. Работу свою люблю».
Уже сидя в своей бессменной бежевой «девятке» и направляясь сперва к ближайшему супермаркету, я все продолжала размышлять о патологоанатомах. Почему-то среди них — а мне немало доводилось общаться с их братией — попадались всегда исключительно душевные люди. Снисходительные, флегматичные и всегда с хорошим аппетитом, они охотно вступают в беседу, любят пофилософствовать, иногда даже поучить жизни. Интересно, это работа делает их такими, или, наоборот, только такие люди выбирают для себя подобный род занятий. А еще, мне всегда было ужасно любопытно, о чем они разговаривают дома со своими женами. Ведь не о работе же, надеюсь. Надо будет спросить у Петровича. Если только он вообще женат.
С такими вот дурацкими мыслями я и доехала до Центральной
Петрович оказался на месте и встретил меня радушно:
— Танюша! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами в нашу, так сказать, епархию?
— Здравствуйте, Василий Петрович! Потолковать бы мне с вами надо, — так же радостно ответствовала я ему.
— Ну, что ж, потолковать, оно всегда можно, особенно когда человек хороший, — обстоятельно проговорил Петрович, хитро поблескивая глазками.
Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня. Я, пару секунд поинтриговав, выставила на стол бутылку коньяка. Глаза Петровича сразу потеплели.
— Ах, Танюша, ах умница! И всегда-то ты знаешь, как тронуть сердце старого перца, — почти пропел он, аккуратненько убирая бутылку в стол.
— Эк, у вас складно вышло, Василий Петрович! Вы тут, случайно, стишатами не балуетесь на досуге? А то, говорят, общение с вечным вдохновляет.
Петрович ухмыльнулся:
— Ох и язва-девка! Скажешь тоже — с вечным. С вечной вонью и гнилыми кишками! Не думаешь же ты на самом деле, что все патологоанатомы — некрофилы?
Да я уж и не знаю, что про вас думать. Загадочное вы племя, это точно. Небось психика-то у вас еще с какими-то загогулинами.
Словно прочитав мои мысли, Петрович продолжил:
— Конечно, бывают и у нас кое-какие пунктики — а у кого ж их нет. Не про себя говорю, я-то человек абсолютно нормальный, ты же меня знаешь, Танюша! А если что и болтают — не верь, все сплетни! Но вот есть у нас один тип, в третьем морге работает… Вот это, доложу я тебе, фрукт еще тот…
Мне, конечно, очень любопытно послушать про типа из третьего морга, но Петрович мог бы травить байки до бесконечности, а лишнего времени у меня не было. Поэтому я деликатно попыталась направить разговор в нужное русло.
— Ой, не надо, не надо, Василий Петрович, боюсь я этих ваших рассказов — еще ночью спать не буду.
Петрович замолк, пощипал себя за седой ус, нехотя отрываясь от недосказанной истории, потом произнес, правда, без всякой обиды:
— Так бы и сказала, хватит, мол, болтать, старый дурак. Ты ведь по делу ко мне, а я растрепался не ко времени. Ну ладно, говори, с чем пожаловала.
— Консультацию хочу у вас получить, Василий Петрович, как у человека, умудренного опытом, — елейным голоском произнесла я.
— Что за консультацию? — не без самодовольства поинтересовался Петрович.
— Как раз по вашему профилю. Вот вы мне подскажите, можно ли каким-то образом отличить: сам человек повесился или ему помогли, а то, может, и вовсе мертвого в петлю сунули. Когда-то ведь в институте мы все это проходили, да только я вот подзабыла.
Петрович который уж раз ухмыльнулся в усы, и в глазах его появилось новое выражение. От этого я почувствовала, как мои уши запылали.
— Вон ты куда клонишь. Ладно, лиса, хвостом-то не верти. Старика Петровича не проведешь. Небось насчет давешней красотки пришла узнать?