Хозяйка каменоломни в Драконьем доле
Шрифт:
Она осеклась на полуслове.
— Ага, — согласилась Анна. — Понимаю. Погасишь лампу?
Бороться со сном не осталось сил. И все же судьбоносность грядущего пугала после беседы с дэй. Не просто сон.
Не просто…
Анна что-то пробормотала перед тем как отключиться, а потом…
Потом были все те же окна на сером боку панельного дома. Скрипучая форточка на ржавых петлях — поменять старое окно в кухне на новый пластик руки не дошли.
Внутрь буквально затянуло. Попробуй Анна сопротивляться — не вышло бы.
Она приготовилась вновь увидеть Ивана, и в груди все
Отвратительная мысль созрела в голове нарывом. Не хотелось признаваться в том малодушном и разрушительном, что таилась в пыльном уголке души. Эту серую, гаденькую мысль раз за разом вбивали женщинам ее мира нерадивые советчики и некоторые новомодные коучи. «В проблемах отношений виноваты обе стороны», — пели в голове их ехидные голоса. И Анна иногда поддавалась — думала, а что если и правда? Вот влюбился Иван… Бывает же у людей любовь? Настоящая даже… «Муж ушел? Наверное, потому, что ты стала неженственной и перестала следить за собой. Мужчины хотят видеть рядом сексуальную нимфу, а не больную тетку в застиранном халате»…
И ей начинало казаться, что взгляни она на мир глазами мужа, то, может…
Может, и она сочла бы, что в его поступке есть резон. Ведь жизнь одна. Любовь вот нагрянула. И Верочка молода…
Ей даже думалось однажды, что на самом деле Иван сожалеет о ее кончине. И они с Верочкой вместе носят на кладбище цветы.
Хотелось бы.
Так хотелось, чтобы муж оказался не распоследним…
Она ведь положила на него всю жизнь! Как же это обидно! Как больно осознавать, что ты ошиблась, и ошибка, роковая, смертельная, стоила тебе всего…
Но какая же глупость все эти оправдания!
После разговора с дэй все встало на свои места, и Анна отмела ядовитую надежду на Иванову человечность напрочь. То, что она видела во сне, — это правда. Жестокие слова бывшего — это правда! Не плод воспаленного обидой воображения. Все так! Цинизм, веселые попойки, гогочущие дружки и неверность, неверность, неверность…
Иван оказался еще хуже.
Гораздо хуже, чем она представляла после предательства.
И не было ему больше никаких оправданий!
И брак с ним был обидной, болезненной, досадной ошибкой, стоившей Анне жизни.
Вот так.
Горько, страшно — но так!
Гнев булькнул внутри, как кипящее колдовское варево.
И прыснул из турки черный, как Аннина ярость, кофе. Залил грозной тьмою белую плиту.
Верочка Шмакова, с утра уже накрашенная, уложенная, наряженная в кокетливый белый пеньюарчик, беззвучно вскрикнула и отскочила к столу.
Из спальни донесся недовольный голос Ивана.
— Ну что там у тебя опять?
— Все хорошо, — сладким голоском пропела Верочка.
Она схватила с края раковины тряпку и принялась стремительно вытирать пролившийся кофе. То, что осталось в турке, она вылила в кружку Ивана.
А потом села на стул и тихо расплакалась, закрыв руками лицо. Ее плечи тряслись полминуты. Потом скрипнула кровать — Иван поднялся. И Верочка тут же подскочила, как ужаленная. Кинулась к холодильнику, к хлебнице, к плите, к полке с посудой, снова к холодильнику.
Анна разочарованно покачала головой.
С «соперницей» творилось что-то не то.
Иван
Через десять минута показалась оттуда. Одетая. Метнулась в коридор.
— Я побегу, машину заведу, — крикнула Ивану, ныряя ногами в узкие сапожки.
Пальто с вешалки она буквально сорвала. Схватила сумочку со старого трюмо.
На нем, криво отчеркнутая черной ленточкой по нижнему углу, небрежно валялась Аннина фотография…
Дверь хлопнула, и зазвенели по холодному бетону лестничной площадки острые каблучки.
Анна облачком поплыла следом за Верочкой. Нырнула за ней в машину и притаилась на заднем сиденье.
«Соперница» откинулась на переднем, несколько раз глубоко подышала. Она никак не могла успокоиться. Достав дрожащей рукой смартфон, быстро набрала чей-то номер и, услышав женский голос на том конце линии, затараторила:
— Юлька, что мне делать? Я так попала… Господи, если бы я знала, никогда бы на эту проклятую работу не устроилась. И он… Я ведь сначала думала, что человек-то хороший. Вроде как и помочь мне хочет. Должность-то… Что? А… Секретаршей. Но… Нет, ты послушай! Он ведь женат, я думала, когда на корпоративе… Не отказалась почему? Так испугалась… Растерялась, Юль. Думала, пристает, потому что выпил. Протрезвеет — вспомнит, что женат, а он… И закрутилось… А потом подарки… Я? Брала… А как не взять? Я ведь подчиненная, а он, чуть что, с угрозами… Не пыталась? Пыталась! Он угрожает, что уволит и ославит так, что ни в одну организацию не примут, а мне деньги нужны. У меня мама старая в деревне и сестра-инвалид… Я так больше не могу, Юлька! Не могу…
Анна вытекла через приоткрытое окно машины на улицу. Поднялась по воздуху до своего этажа и вновь пробралась в квартиру. Зависла посреди коридора. Лампочка светила тускло, и ложились на пол и стены острые тени от мебели.
За спиной прошаркал тапками бывший муж. Щелкнул кнопкой выключателя. Зашел в сортир. Он уселся там, судя по звуку. Созвонился с кем-то… С Альбертом Симоновым. Тот просил выгородить его перед женой, дескать, были вместе на рыбалке, а не…
Как обычно.
Анне стало противно. И тьма поддалась. Повиновалась первому же импульсу. Темный комок был направлен в сторону туалета. Он ударился о дверь, растекся, заполняя пространство рядом с косяком, просочился внутрь ручки и прочно склеил запорный механизм внутри полотна.
Судя по недовольному возгласу Ивана, у него там еще и лампочка перегорела.
Бывший муж толкнулся в дверь.
— Эй! Где свет? Вера! Зачем ты меня заперла? Что за шутки? Открой немедленно!
Разразился настойчивой трелью Иванов смартфон. Звонила Вера. Устала дожидаться в машине одна. Она торопилась, в конце-то концов…
— Когда ты выйдешь? Машина прогрелась. На работу нужно. Уже такие пробки… — донесся из динамика приглушенный голос.
— Что за глупые шутки, Вера? — возмутился бывший. — Отопри меня немедленно! — Раздался звук полностью севшей зарядки. Разговор прервался. Иван закричал нервно: — Черт! Черт! Черт!