Хозяйка каменоломни в Драконьем доле
Шрифт:
— Ведь правда, похоже на чью-то челюсть?
Она показала камень камеристке.
— Она и есть, — согласилась та. — У матушки вашей ожерелье было из опаловых зубов. Красивое. От прабабки досталось. Потерялось потом где-то в вещах. Госпожа графиня не очень его любила. Куда его, говорила, надевать? Я ж, говорила, не дикарка какая, с зубами на шее по приемам ходить.
— Вот как…
Анна обрадовалась, не понимая пока толком, чему именно. Наверное, тому, что сделала предположение, и
Совсем нет.
Брать в расчет в плане заработка, значит, и не стоит.
Ветер растащил тучи. Глянула в окна акварельная луна.
В спальне было так свежо и тихо, что заснула Анна мгновенно, едва коснувшись подушки затылком.
Родной мир наконец-то соизволил принять ее.
Квартира… казалась теперь совсем чужой. И какой-то неправильной. Потому что правильными отныне были покои старого имения. И лес за окном. И река вдали... Тут же все выглядело серым, излишне простым и тесным.
К хорошему быстро привыкаешь.
В гостиной орал телевизор.
Там Иван, развалившись на лоснящемся диване, смотрел давно изжившее себя скандальное шоу. Актеры дрались, изображая маргинальную парочку в ссоре, но вяло. Публика в зале им явно не верила. По лицам на последних рядах было ясно без слов, что обладатели их жутко скучают и терпят весь происходящий балаган лишь потому, что получат за часы съемки гонорар. По слухам, довольно скромный, кстати…
— Вера, ты? — крикнул бывший муж, стоило Анне доплыть до входа в самую большую, главную комнату ее прошлого жилья. — Где ты шатаешься?
С кухни не донеслось ни звука.
— …а я ж не могу так, вот кулаком и проучил… — раздался из телевизора пропитый мужской голос.
— …козел потому что… — донеслось в ответ надрывно и глухо, как из бочки.
— Ну чего ты молчишь-то? — Иван не удосужился повернуться. — Я долго ждать должен? Я вообще-то с работы, устал. И дома почему такой бардак?
Он махнул рукой в сторону пустых пивных жестянок, лежащих в углу ковра неопрятной кучкой.
Сто процентов — их не Верочка тут оставила…
— …баба свое место знать должна, и чтобы прав ей никаких. А то ишь, человеком себя возомнила! — назидательно произнесли в телешоу.
Мерзкая фразочка всколыхнула Аннину тьму. Она тут же сгустилась, собралась в нечто плотное и, вытягиваясь острым щупом, стегнула раздражающий телевизор.
Хрясь!
Трещина рассекла экран. Разбежалась в стороны сеть паутины, под которой тут же растеклось черным.
— Да чтоб тебя! — вскрикнул Иван, вжимаясь в спинку дивана. — Одурела что ли? Вера, ты чего творишь!
Он не понял, что произошло. Решил, видимо, что покорная Верочка в кои-то веки решилась
— …гад ты, вот ты кто! — выкрикнул грубый женский голос в продолжающемся телешоу.
Ни его обладательницу, ни ее оппонента не представлялось возможности разглядеть в сетке трещин, залитых нефтяной мутью.
Анна выплыла на середину комнаты.
Бывший муж вылупил на нее глаза.
— Чур меня! Свят-свят! Изыди! — Замахал руками, подбородком небритым затряс, будто заплачет вот-вот.
А Анна подумала, что в этой «сонной» ипостаси она, видимо, и на человека-то не похожа. А на кого?
— …вот я и говорю, что чертовщина какая-то, — хмуро сообщили из телевизора.
— Аня… — выдохнул Иван в конце концов.
Ан нет, все-таки узнаваемая и на себя прежнюю походящая.
— Слушай меня и не говори потом, что не слышал. — Не хотелось беседовать с ним долго. Противно было. Мерзко до подступающей к горлу тошноты. — Отстань от Веры, понял?
— Что? Аня, как ты… Что ты… такое?
— Твое проклятье, — было брошено ему прямо в лицо, холодно и разочарованно. — И я еще раз тебе говорю, оставь Веру в покое.
Анна сказала это и сразу почувствовала себя увереннее. Тьма, окружающая ее прозрачную фигуру, послушно вскинула в воздух щупы-плети. Они потянулись к Ивану.
— В покое? Да я же… Да что ты! Она же сама за мной… Я ее не держу, — заюлил тот, стараясь не встречаться взглядом с бывшей женой.
— Она не хочет быть с тобой, а ты пользуешься ее зависимым положением.
— Нет же!
— Да! — Анна повысила голос, и жутковатое эхо скакнуло по углам. — И хватит изворачиваться. Надоело. — Она ощутила, как стены сходятся… нет… она сама становится больше, и комната уже тесна. — Значит, так. Эту квартиру, мою, отдашь моим родственникам. У меня их много, знаешь ли. Все с детьми, а кто и с внуками. А ту, новую, на которую из семейного бюджета деньги таскал, поделишь пополам. Одну часть, мою, тоже моим родственникам…
Иван побледнел весь, глазами по сторонам зашарил нервно.
— Да как же «твою», Анечка? Я ведь сам купил…
— Купил он! — рыкнула Анна гневно. — А кормил тебя кто и обслуживал все то время, пока ты на «запасной аэродром» деньги откладывал? Кто счета все закрывал? Кто лечил тебя и выхаживал, когда ты болел, дорогущий стационар не по средствам обеспечивал? А помнишь, как ты открыл счет на себя и заставил меня остатки унаследованных от родителей денег на него положить? А прежнюю нашу квартиру, в которую я основную часть наследства своего вложила, помнишь? Ты ее по своей недальновидности мошенникам отдал, хоть я и умоляла тебя этого не делать… Не так много ты вложился — немного и потеряешь.