Хозяйка Меллина (Госпожа замка Меллин)
Шрифт:
Я чувствовала, что в моих руках оказалось почти неоспоримое доказательство того, что труп, найденный в искореженном вагоне поезда рядом с телом Джеффри Нанселлока, был останками не Элис, а какой-то другой женщины.
Таким образом, я вернулась к тому, с чего начала. Что произошло с Элис? И если это не она лежала в черном мраморном склепе, то где же тогда она?
Итак, я держала в своих руках важную нить, ведущую к раскрытию тайны, но как ею воспользоваться и какой шаг сделать дальше, я не знала. Каждое утро я просыпалась
Но я все-таки не вполне ему доверяла, и, кроме того, меня беспокоили вопросы, которые я уж никак не могла задать Коннану: допустим, Элис не было в потерпевшем аварию поезде, и с ней случилось что-то совсем другое. Но что может вдруг случиться с молодой здоровой женщиной? О самоубийстве речи быть не могло, опять же, исходя из записей в ее ежедневнике. Что тогда? Что если только сам Коннан, по причине, о которой мне страшно было думать, знает, как она умерла и где на самом деле похоронена?
Можно было обсудить все это с Питером Нанселлоком, но меня останавливало его легкомыслие, вследствие которого он любой разговор превращал во флирт.
Пожалуй, самым подходящим человеком, с которым я могла поделиться, была его сестра. Я знала, что она была очень привязана к Элис, и они наверняка были близкими подругами. И все же я колебалась. Селестина принадлежала к тому миру, в котором, как мне уже неоднократно было показано, мне места не было. Кто я такая, чтобы самовольно взяться раскрывать тайны, касающиеся людей не моего круга?
Поговорить с миссис Полгри? Нет, эту идею я тоже отвергла, вспомнив о ее тайном пристрастии к виски и ее отношении к Джилли.
Таким образом, получалось, что до поры до времени я должна была держать все свои открытия и подозрения при себе.
Тем временем наступил октябрь. Погода стояла по-прежнему теплая, и продолжали цвести гортензии, розы и фуксии.
Отправившись однажды на прогулку в деревню, я увидела объявление на церковной ограде, гласившее, что на первое ноября назначены конные соревнования.
Вернувшись домой, я сказала об этом Элвиан и с радостью отметила, что ее энтузиазм по поводу участия не пропал.
— Осталось три недели, — сказала я ей. — Нам надо побольше потренироваться.
Она согласилась, и мы решили немного изменить наш распорядок, с тем, чтобы заниматься верховой ездой и утром, и после ланча.
Коннан ТреМеллин между тем уехал в Пензанс, в свое другое имение. Я узнала об этом случайно от Китти, принесшей мне как-то вечером воду для мытья. Она же сообщила мне, что его, возможно, не будет неделю или больше.
— Я надеюсь, он вернется к конному празднику, — сказала я.
— Это уж как пить дать! Он же один из судей. Он всегда здесь в это время.
Ну что же он все-таки за человек! Конечно, сообщать мне о своем
Я часто думала о нем в эти дни, спрашивая себя, действительно ли он был в Пензансе, и если да, то где сейчас леди Треслин — дома или, может быть, ей неожиданно потребовалось навестить каких-нибудь дальних родственников? Не будучи в состоянии сопротивляться этим мыслям, я, тем не менее ругала себя за них. Ведь кроме сплетен слуг и того, что я услышала от миссис Полгри, у меня не было никаких доказательств того, что они — любовники. Я старалась внушить себе, что пока Коннан был в отъезде, самое лучшее было просто выбросить его из головы и спокойно заниматься своими делами.
На самом деле сознание того, что его нет в доме, и правда облегчало мне жизнь. Хотя бы из-за того, что уже не было нужды запирать на ночь дверь спальни. Но я продолжала это делать и в его отсутствие из-за горничных — чтобы они не подумали, что я запираюсь, потому что опасаюсь ночного визита хозяина дома.
Итак, мы с Элвиан усиленно готовились к соревнованиям. Я раздобыла программу скачек, в которой значились два заезда с препятствиями, предназначенные для детей его возраста. Один из них должен был быть проще, чем другой, и я решила, что именно в нем будет участвовать Элвиан. У нее были реальные шансы выиграть этот заезд, а ведь именно победа в скачках была нашей главной целью — победа, которая должна была приятно удивить ее отца.
— Смотрите, мисс, — сказала Элвиан, — здесь есть заезд для вас! Почему бы вам не записаться на него?
— Это исключено.
— Но почему?
— Детка, я здесь для того, чтобы учить тебя, а не для того, чтобы участвовать в скачках.
В ее глазах появился лукавый огонек.
— Мисс, — сказала она, — я сама запишу вас на этот заезд. Вы победите, я знаю! Здесь никто не умеет ездить лучше вас. Пожалуйста, мисс, ну пожалуйста!
Она смотрела на меня с какой-то застенчивой гордостью, и меня охватила радость. Мне было приятно, что она мной гордится и хочет, чтобы я победила.
А действительно, почему бы и нет? Ведь в этих скачках мог участвовать кто угодно, независимо от социального положения.
— Посмотрим, — ответила я.
Однажды, отъехав подальше от дома, мы оказались около Маунт Уиддена и встретили Питера Нанселлока. Он сидел на великолепной гнедой кобыле, при виде которой я не смогла удержаться от зависти.
Он галопом подъехал к нам и, остановив лошадь, театральным жестом снял шляпу и отвесил нам поясной поклон, вызвав веселый смех Элвиан.
— Вот мы и встретились, милые дамы! — воскликнул он. — Вы едете к нам в гости?
— Вовсе нет, — ответила я.
— Как это жестоко с вашей стороны! Но раз вы уже здесь и я вас встретил, вы просто должны зайти к нам.
Я уже собиралась отказаться, как Элвиан воскликнула:
— Пожалуйста, мисс, давайте зайдем! Да, дядя Питер, мы зайдем к вам.
— Я вас давно жду в гости, — сказал он мне укоризненно.
— У нас не было конкретного приглашения, — напомнила я ему.