Хозяйка музея
Шрифт:
И про конец света не надо думать.
В средние века тоже был конец света.
Сто лет назад тоже был конец света.
Разве нет?
И ничего. Все рождались и умирали, как положено. И страданий каждому выпадало, сколько на роду написано, а не сколько любящие родители ожидали для своего ребенка. Кому-то больше, кому-то меньше. Разве можно целую жизнь прожить без мук, без страданий? И все равно – лучше ее прожить, чем не появиться на свет. И в чем тогда смысл нашей жизни, твоей отдельно взятой жизни,
Пойми, я именно от тебя хочу ребенка. Маленького тебя. Чтобы он во всем был ты. Так же глаза щурил на солнце, так же в воду нырял с разбега, так же ногти смешно стриг коротко-прекоротко, так же волосы со лба откидывал. Ты бы его всему научил, что сам умеешь. Он был бы твой самый верный друг…
И вот я не понимаю, чего ты боишься? Жизни? Самой жизни?
Ты приходишь ко мне, ты хочешь нашей близости, ты любишь, как я готовлю, тебе со мной не скучно, тебе нравится, как я выгляжу, как одеваюсь.
Тогда почему же? Почему мы не можем?
Если ты не хочешь навсегда со мной, значит, просто осознанно меня используешь. Как машину напрокат берут. На время. Для собственного удобства на данном отрезке времени и пути. Но ведь машину в случае чего просто так не бросишь, когда надоест и новую заимеешь: найдут брошенную, накажут, оштрафуют.
А со мной выходит – можно… У меня чувство, что ты в любой момент, в любой удобный для тебя момент можешь просто слинять. И все эти мои годы с тобой канут в пропасть.
И что мне тогда будет вспоминаться?
Мои мольбы о ребенке, как о пощаде приговоренного молят? Мое сидение у телефона в ожидании звонка? Ощущение пустоты? Или, как в Питере, ты к друзьям укатил, хотя мы собирались вместе время проводить, и меня одну на целую неделю оставил? Одну в чужом городе, о котором я год мечтала. Чтобы с тобой туда вместе поехать. А осталась почему-то одна, как никогда, как нигде. Мы только в поезде на обратном пути и встретились, и ты даже не извинился.
«Ведь мы с тобой два холостяка, да? Можем уйти в загул?»
Все правильно. Все удобно. Ты – холостяк. Сейчас. Подожди. Погуляй-погуляй. Через десять лет пооблезешь, пылью покроешься. И станешь уже не холостяк – бобыль. И нужен будешь какой-нибудь молоденькой курочке не ради своих вставных перламутровых зубов, если осилишь когда-нибудь себе такие соорудить, не ради красивых прыжков в воду, а из-за мифического ореола собственной ценности, который ты так здорово, талантливо, незаметненько умеешь вокруг себя создать.
Только и у тебя времени-то особо нет.
И через десяток годков никто долго обманываться твоими прелестями не станет. И тогда начнешь ты – ты! – просить:
– Люби меня! Будь со мной! Пожалуйста!
Вот тогда-то настанет момент. Тогда-то тебя
Видно, только тогда и поймешь.
Валяй. Вали отсюда. Живи эти годы без меня. И когда жизнь напинает как следует – мир ведь «слишком жесток», сам знаешь, не возвращайся.
И все я понимаю. И никто не виноват. Я сама себе столько всего напридумывала…
Ты, какого я люблю, целиком придуманный.
Мужественный, благородный, сильный, веселый…
Но если бы ты вправду таким был, то разве я чувствовала бы постоянную боль и унижение?
Хватит мне ощущать себя никчемной, брошенной, одинокой! И ты – не единственный в мире мужчина, от которого могут родиться дети.
От тебя как раз вряд ли смогут. Раз за пять наших лет не родились.
И кто от тебя родится, если что?
Такой же трус и поганец. Пользователь…
Ты думаешь, ты чего-то добьешься в жизни, если всегда будешь остерегаться и просчитывать наперед?
Нет! Судьба за тебя уже давно все просчитала. Ты мне душу помотал, а теперь она тебе помотает!..»
Дочка расплакалась.
Сердце Елены Михайловны не выдержало. Не смогла она молча пройти к себе, рванулась в комнату своей девочки:
– Боже мой, Риточка, что с тобой? Что ты там бормочешь в темноте?
– Мама, я же просила тебя! Без стука ко мне не… – Рита старалась перевести дыхание.
– Ну, извини, прости. Я просто подумала: без света, плачешь…
– Да не плачу я, мама, оставь! Пробы у меня завтра очередные. Роль идиотская. Все равно ничего не выйдет, все зря. Иди спать, не волнуйся.
– Ну и брось ты ее, раз идиотская. Брось ее, деточка. Не стоит она того!
Сколько боли и силы вложила мать в эти слова!
– Да я уж и сама думаю… Не волнуйся, мамочка. Все будет хорошо. Увидишь. У меня все в порядке.
Вот только этим желанием – чтобы все у дочки пошло хорошо и именно так, как она о том мечтает, была полна душа Елены Михайловны.
Пусть у меня все кончено.
Пусть я есть и буду одна. Я привыкла и приняла.
Но Риточка! Пусть Риточке улыбнется счастье…
Простые будни
Сегодня с утра в счастье особенно верилось.
Вот и Риточка позвонила. И голосок ясный, веселый:
– Ты как в своем музее, мамуль? Хорошо там?
– Не то слово, детка! Замечательно! Тут просто диво. Неожиданное и чудесное. При встрече расскажу.
– А меня на роль утвердили. В длиннющем сериале. Буду богатая, – радостно поделилась дочка.