Хозяйка ночи
Шрифт:
А какая-то «Рыжая ведьма» заявила, что лично знакома с Хозяйкой ночи, но Миша ей не поверил.
Во-первых, у девчонки в каждом слове было по две ошибки минимум.
Во-вторых, изъяснялась она на уровне десятилетки, не старше.
В-третьих, тут же стала набиваться на личное знакомство, мотивируя это тем, что «рОсгАвор нИ тИлИфоный».
Миша бы и встретился с девчонкой на всякий случай – а вдруг не врет, вдруг хоть что-то слышала о Хозяйке ночи, – но не вышло. Рыжая ведьма жила в другом городе за тысячи километров и, узнав,
Миша не сдался. Подбросил вопрос и на другие форумы, но реакция оставалась той же: никто ничего не знал.
Подумав, Миша оставил везде адрес своей электронной почты – вдруг позже на форумы заглянет кто-то более эрудированный и ответит ему? Не с потолка же Гулька взяла это имя – «Хозяйка ночи»! И Анька – не из пальца же его высосала…
Жаль, он почти не слушал Гулькиной болтовни, вроде бы она еще что-то об этом говорила. Тогда казалось – глупости.
Сейчас Миша лежал, не в силах заснуть, и злился на себя: и зачем только начал рыться в Сети?! Поначитался такого, что и сам почти поверил в сглаз и порчу. Теперь для полного счастья осталось поверить в волшебную палочку и Хозяйку ночи. Бедная Гулька, кажется, уже верит…
Глава 5
Письмо от «Дикой кошки»
Миша совершенно не выспался. Не сразу услышал будильник, а потом долго не мог встать – голова была тяжелой, затылок неприятно ныл, в ушах звенело. И понятно: всю ночь его мучили кошмары. Никогда Миша ничего подобного не видел, даже не знал, что сны могут быть такими последовательными и «реальными».
Конечно, и раньше Мише что-то снилось. Но не страшное, это раз. И сны эти мгновенно забывались, стоило проснуться – это два. Зато сегодняшние ночные «ужастики» забываться не хотели. И помнились они так, будто все происходило не во сне, а на самом деле.
Миша с силой тряхнул головой, словно надеялся таким образом избавиться от ночных кошмаров. И угрюмо усмехнулся: да уж, забудешь такое…
…Вот он, Мишка, идет по улице с Гулей и буквально каждой клеточкой своей чувствует, что вокруг них что-то происходит – страшное и… неправильное. Рядом кружат совершенно чуждые нашему миру существа – или сущности? – они все ближе и ближе. Присматриваются, принюхиваются, иной раз мимолетно касаются Миши, обжигая то жаром, то холодом.
И ладони у Миши неприятно влажные, и шагает он как деревянный Буратино, ноги едва сгибаются в коленях. То и дело волной накрывает его ужас, и зубы Миша сжимает до того крепко, что кажется – они вот-вот раскрошатся.
Время от времени Миша с трудом растягивает губы в улыбку, чтобы собственным страхом не заразить и Гулю. Почему-то это важно для него – оберегать нелепую девчонку.
Рассмотреть толком зловещие тени Миша во сне не сумел, как ни приглядывался. Но постоянно
Миша слышал хрустальный перезвон, над ним опять смеялись, и просыпался в холодной испарине. Небрежно вытирал лоб футболкой и радовался – всего лишь сон. Пытался настроить себя на другой, полегче, или пусть страшный, но не из этой серии, где бы он, Мишка, остался без Гули, однако упорно проваливался в один и тот же кошмар.
…Гуля испуганно цеплялась за него, а Миша почему-то твердо знал: если сейчас уйдет, бросит девчонку здесь, на улице, одну, для него все закончится благополучно.
Он, Мишка, будет жить, как всегда жил, и никогда больше не увидит на своем окне остроухой черной тени; и угрюмые вороны не станут налетать на него пикирующими бомбардировщиками; а обычные сосульки перестанут оборачиваться ледяными копьями и грозить смертью.
Миша косился на одноклассницу. Видел ее бледное лицо с высокими скулами и по-детски припухлыми губами, подрагивающими от страха. Ловил беспомощный взгляд непривычно узких, приподнятых к вискам темных глаз. Украдкой рассматривал густую щеточку практически прямых, коротких, но густых ресниц и легкие брови вразлет…
И лишь крепче сжимал в своей руке тонкие смуглые пальцы. Понимая, стоит ему уйти, эта странная девчонка тут же погибнет, а так… так у нее есть шанс. И у него, может быть, тоже он есть.
Хрустальный перезвон уже не напоминал Мише чей-то смех. Обледеневшие ветки деревьев, под которыми шли Миша с Гулей, звенели чуть ли не угрожающе. Иногда чудилось – Мише будто вкрадчиво нашептывали, успокаивая и уговаривая: «Брось ее, отойди, все будет хорошо для тебя. Это всего лишь сон… сон… сон всего лишь, поверь нам…»
Поверить хотелось. Хотелось вернуться в ту жизнь, которой жил всего-то неделю назад, а казалось – уже вечность. Так просто было бы уйти от девчонки и забыть о ней навсегда, тем более это же не на самом деле, это всего лишь сон, чего уж он так упирается, глупо же…
Но Миша почему-то не сомневался: неважно, где ты предашь – наяву или во сне, предательство остается предательством. А жизнь…
Дед как-то говорил – предаем мы в любом случае только себя. Себя, не другого!
Дед почти мальчишкой – сразу после школы – полтора года воевал в Афганистане. И был ранен. Не очень тяжело, просто осколком распороло-порезало плечо. Он мог демобилизоваться по ранению, попав в госпиталь, и никто бы его не осудил. И вернулся бы к маме с папой, к подруге, ставшей чуть позже его женой, к мирной жизни.
Но дед чувствовал – это тоже предательство по отношению к друзьям. Ведь ранение легкое, он все еще воин и способен прикрыть их спины в бою гораздо лучше необстрелянного салаги.