Хозяйка ночи
Шрифт:
– Она предала меня.
– Нет, – Миша отрицательно покачал головой. – Это не Гулька. Это Ирка Овчаренко, ты же слышала.
Анка молчала.
– Ты слышала наш телефонный разговор?! Это Ирка! Поняла, нет? Ирка!
Стекло затрещало, Миша бросил взгляд на окно, и ему подурнело: он снова не видел улицы, так тесно жались друг к другу слуги Хозяйки ночи. Почему-то они казались Мише и страшными, и жалкими. Он старался не вспоминать, что когда-то все они были людьми.
Если верить Дикой
И ее ожившей сказке.
Миша больше не смотрел на окна – желание бежать отсюда прочь, наплевав и на Анку, и на Гульку, становилось нестерпимым.
И правда, чего ради он тратит здесь время и нервы? Кто они ему, эти глупые девчонки? Дед воевал ради друзей, это можно понять и принять…
И все же он не мог уйти.
Проклинал себя, но…
Миша рассматривал Анкино лицо – обычное девчоночье лицо, ничего особенного, как говорится, таких десять на дюжину. И глаза ее снова светлели, в них возвращалась голубизна. Только у самых зрачков радужки словно паутиной затянуло, никогда Миша такого не видел…
Миша осторожно сжал Анкины пальцы и упрямо повторил:
– Гулька не предавала тебя. Не предавала! И даже Ирка не предавала. Она просто глупо пошутила.
Анка без всякого желания, равнодушно сказала:
– Предавала.
– Нет.
– Предавала.
– Нет. Ты просто уперлась на своем… как малыши упираются, – и Миша язвительно заметил: – Выходит, Ирка действительно в точку попала. Ты, Курбанова, еще ребенок, считай, так и не выбралась из пеленок!
И Миша удовлетворенно отметил, что больно задел ее – вон как стремительно краснела упрямая девчонка. У нее даже уши заполыхали, и шея розовела на глазах, и аккуратные ключицы…
Анка вырвала пальцы из его руки и зло закричала:
– Ты не понимаешь!!!
– Это ты не понимаешь…
– Она предала меня! Подло предала! Карикатура – это пустяк! Но эта гадина Гулька сказала тебе, что ты мне нравишься! Как она могла?!! Я ей по секрету, а она…
Анка в ужасе зажала рот рукой. Миша смотрел на нее настолько изумленно…
Потом медленно произнес:
– Дура. Ну, и дура же ты! Это сказала не Гулька. Поняла, не Гулька! А Ванька Кузнецов. Он вечно строит из себя знатока человеческих душ, психолог чертов…
– Н-не Гулька?
Анка попятилась. Глаза ее снова становились круглыми и голубыми-голубыми. И зловещая паутина таяла, наверное, ее вымывало слезами.
– Нет, не Гулька, – Миша крепко встряхнул глупую девчонку за плечи. – Ванька. А я ему не поверил. Хотя… хотелось!
– Х-хотелось?..
– Ну да, – Миша вдруг улыбнулся. – Ты мне всегда нравилась. Ты – забавная…
– Забавная?!
– Жаль, глуповата, как оказалось!
– Глуповата… – прошептала Анка и разрыдалась.
Этот
…Вот он рассказывает Анке о Гулькиных несчастьях. О подвернутой ноге, об аварии, чужой капельнице, поставленной ей по ошибке, реанимации… И говорит, что проклятие может снять лишь она, Анка. А вот как снять… это тоже только ее решение.
И тени за окном вдруг с воем наваливаются на оставшееся целым стекло, оно осыпается стеклянным дождем на лоджию. В Анкину комнату врывается ветер со снегом, настольная лампа еле светится, вокруг нее мечутся в дикой пляске страшные гости. Они разъяренно набрасываются на Мишу с Анкой, и это уже не просто тени. На лицах и руках ребят вдруг появляются кровоточащие царапины и ссадины, свита Хозяйки ночи уже почти материальна…
Миша бросается к выключателю. Свет люстры должен отогнать тени, даже у кошмарной сказки есть свои законы. И он кричит Анке:
– Скажи, ты снимешь проклятие?
– Я не знаю – как, – всхлипывает Анка.
– Тут главное, твое решение, – сквозь зубы поясняет Миша, уворачиваясь от странной твари, похожей на кошку – когтистой и зубастой, с крыльями летучей мыши. – Твое желание избавить Гульку от проклятия! Ты ведь жалеешь о том, что натворила?
– Да-а…
– Хочешь снять проклятие?
– Да…
И тут Миша рассмеялся, а Курбанова посмотрела на него, как на сумасшедшего. Она еще не понимала, что свободна. Зато Миша понимал.
Решение принято. Оно окончательное. Твердое. И уже не изменится. Поэтому-то с Анкиным еле слышным «да» исчезли мерзкие тени, не слышно больше их воя; стих ветер, комнату не заносило больше снегом, и тишина почти оглушала…
Анка изумленно рассматривала свою волшебную палочку. Ледяная корочка стремительно таяла. Мало того, в Анкиных руках ветка вдруг ожила: выбросила вначале почку, та на глазах потрясенных подростков набухла и обернулась крошечным листочком – нежно-зеленым и клейким. И Анка поняла, как снять проклятие. И Миша понял.
Они сняли его этим же вечером, почти ночью. Чтобы не искушать судьбу.
И очень просто сняли – плачущая Анка коснулась живой веточкой Гулиного плеча.
Миша не любил вспоминать, каких сил им стоило добраться до Бекмуратовой. И трудный разговор между девчонками в пустой палате реанимации.
Гулька не смогла простить предательства.
Вернее, простила.
Но не ближайшей подруге.
А однокласснице Анке Курбановой.
И Миша ее не осуждал.