Хозяйка проклятого дома
Шрифт:
— Шуно, если обе наследницы против продажи дома, зачем ты вынес вопрос на совет?
— Я думаю, что правильно решить его всей фамилией. Мы можем потерять крупную сумму и некоторых постоянных клиентов, если откажемся от предложения Кенрёку, — брат нисколько не смутился. Он не сомневался в своей правоте. В такие моменты Шуно становился копией отца.
Дед Мэй нахмурился.
— Ты считаешь, что семье Хасу стоит связываться с кучкой отбросов, которые нарушают закон? Пойти у них на поводу ради выгоды? Думаешь, я не знаю, кто напал на мою внучку позавчера?! — дед стукнул кулаком по столу.
— Но…
Однако дед уже не слушал. Поднялся из-за стола, что-то сказал сидящему рядом с ним сыну, и ушел. В комнате то и дело раздавалось еле слышное перешептывание. Я поняла, что решение принято и выдохнула, чувствуя, как сжимающийся комок в груди немного отпустило.
— Хорошо. Раз все согласны, то и мне ничего не остается, как принять такое решение. Через месяц я жду вас у себя, — кивнул брат нам с Мэй и, раздраженно отшвырнув поданную мной папку с расчетами, вышел из комнаты.
— Береги себя, милая. Не стой под крышей дома, она старая, черепица может свалиться. Не гуляй поздно вечером и не ходи одна в лес. Осторожней рядом с рекой! — наставляла мама, в который раз обнимая меня. Я испытывала жуткое смущение. Вся наша компания уже сидела в машине и минут десять наблюдала эту сцену. После того, как родственники разъехались, мы собрались в рекордные сроки и готовы были выехать в Розаводь. И уехали бы, если мама не забросала меня советами и предостережениями.
— Мам, мне пора! — я вырвалась, получив напоследок легкий поцелуй в лоб и забралась в машину. С отцом и тетушкой расставание вышло более сдержанным, у них были дела и они отправились в офис, едва закончилось собрание. Сестра, как я узнала от родителей, проходила обследование в больнице, передавала мне привет и наказ звонить. Стоит ли говорить, что братец прощаться и желать счастливого пути не стал, тем самым показав, что мои дела его больше не касаются.
— Аккуратней на дороге! — мама кричала что-то еще и махала нам вслед, пока мы не скрылись из виду.
— У тебя потрясающая семья, Асаяке! И как они решились отпустить тебя всего с одним телохранителем, а не наняли целую гвардию? — тихонько посмеивался Кагэ над моим смущением, когда мы выехали из города и неслись по трассе. Дорога пока еще была ровной, все-таки недалеко от Токая. Парни расположились на заднем сидении, а меня, как самую маленькую по росту и телосложению, посадили посередине. В салоне играла громкая музыка, малоизвестная рок-группа, которую любила Мэй, поэтому мы могли перешептываться, не боясь, что кузина и Мошидзука нас услышат.
Пока Кагэ подшучивал надо мной, а затем ругался с Югатой, попытавшимся его осадить, я подумала, что ничего толком не знаю о смотрителе. Где он родился? Почему не живет вместе с родителями и не упоминает о них в разговоре? Наверняка трудно скрывать свою сущность от близких людей. Может, они знали, что он оборотень, и потому Кагэ ушел из дома?
Заинтересовавшись
— Слушай, а где твоя семья? — спросила я смотрителя, с подозрением поглядывая на адвоката. Югата смотрел на проносящийся мимо пейзаж с обиженным видом, но явно прислушивался к разговору. Любопытно, что у ребят появились общие секреты, имеющие ко мне непосредственное отношение.
— У меня ее нет, — глухо ответил Кагэ. Похоже, тема разговора ему не понравилась, из голоса исчез даже намек на веселье. — Я сирота.
Но пары слов, чтобы избавиться от меня, было недостаточно.
— А где ты вырос? Мэр рассказывал, что ты пришел в Розаводь не так давно. Ты жил в деревне или в городе?
— В городе, если так его можно назвать. Пыльный городок рядом с железной дорогой, грязный, как свинарник. До двенадцати лет меня воспитывала бабушка, другой родни я не помню. Жили бедно, денег постоянно не хватало, хотя на питание наскребали. Бабушка вязала шали, их скупали у нее по дешевке. Я помогал в магазине: убирал, таскал мешки с продуктами. Не сказать, чтобы жизнь казалась совсем плохой — все-таки я был не один, а вдвоем переносить невзгоды проще. Бабушка тоже никогда не жаловалась, даже когда заболела. У нее была обычная простуда, но она слишком запустила болезнь… — Кагэ замолчал ненадолго, погрузившись в воспоминания. Я уже пожалела, что спросила, но смотритель неожиданно продолжил. — После смерти бабушки меня отдали в приют. Воспитатели жалели меня, а может, я им нравился, — парень желчно усмехнулся, — во всяком случае, до шестнадцати лет меня особо не задирали. А если и возникали проблемы с некоторыми приставучими личностями, я научился их улаживать, — в глазах у смотрителя появился опасный блеск.
— А затем началось? — я понизила голос до еле слышного шепота.
— Да, почти сразу после дня рождения, — он говорил о своей второй сущности с поразительной легкостью, как о юношеских прыщах, — Я пару месяцев маялся, превращения были спонтанны. Во время них приходилось скрываться то на чердаке приюта, то в подвале. Затем не выдержал и ушел.
— Куда?
— Это имеет такое большое значение? По-моему, я рассказал достаточно! — неожиданно разозлился парень. Вышло громко, Мошидзука оглянулась, и Кагэ пришлось срочно исправлять ситуацию.
— Спи, ехать далеко! — он притянул меня к себе, чересчур грубо для влюбленного, но подобное поведение можно было списать на вспыльчивый нрав.
Вырываться и возмущаться я не стала. Все-таки, сама подняла болезненную тему. Тему рождения одиночества. А одиноким быть тяжело. Я уткнулась носом в шелк рубашки и закрыла глаза. От смотрителя приятно пахло, мягко и сладковато. Как-то успокаивающе и волнующе одновременно. За окном мелькала свежая зелень, сливая в единую полосу, которая неслась рядом с нами так быстро, что я не рискнула посмотреть на счетчик спидометра. Гонки я любила только со стороны.