Хозяйка Рима
Шрифт:
Мой ребенок появился на свет раньше срока. Он кричал как демон, он измучил меня, выкрутил, как прачка влажную тунику. Мой новый хозяин с трудом дождался того дня, когда я наконец разрешилась от бремени, чтобы начать мое обучение.
— Тебе придется хорошенько выучить, дитя, «Гармонию» Аристоксена. Это так важно, научиться различать энгармонические микротона…
— Ларций, она родила ребенка всего полтора дня назад, — укоризненно напомнила ему Пенелопа. — К тому же ребенок оказался крупный, и бедняжке пришлось нелегко, — добавила она, глядя на пищащий сверток, который был моим новорожденным сыном.
— Он настоящий
— Но ведь она даже не понимает разницы между самой высокой нотой parthenios aulos и самой нижней hyperteleios! — сокрушенно воскликнул Ларций.
— Я хочу начать учебу, — решительно заявила я, прежде чем Пенелопа успела выразить недовольство бессердечием моего нового хозяина. — Хочу начать прямо сейчас.
Сын Ария появился на свет, оглашая громкими криками весь дом, хватая голыми деснами собственную крошечную ладошку. Его макушку уже украшали коротенькие рыжие завитки. Я не могла равнодушно смотреть на него. Всякий раз, глядя на него, я испытывала прилив нежности, от которой у меня перехватывало горло. Гораздо проще думать о нотах parthenios aulos, чем о том, как назвать моего новорожденного сына.
Ларций же втянул меня в работу. Он нанял мне учителя вокала и учителя игры на лире, дотошно критиковал мою технику пения, учил тончайшим нюансам исполнительского мастерства.
— Никогда не старайся угодить публике, Тея. Учись управлять ею. — Откуда ему все это известно? Он был патрицием, знатоком римского права. Откуда ему знать, как следует держаться перед публикой?
— Признайся, — как-то раз сказал он, когда я попыталась спорить с ним, — в том, что касается музыки, я всегда прав.
Пенелопа купала меня в молоке, чтобы отбелить мою темную кожу, мыла мне волосы настоями шалфея и цветков бузины, чтобы придать им блеск, натирала мне руки маслом, чтобы смягчить их.
— Теперь ты певица, — однажды заявила она и взялась учить, как вести себя на пиру за обеденным столом и правилам светского разговора. — Тебе нужно подобрать сценическое имя. Что-то броское и одновременно достойное. Может быть, Каллиопа или Эрато, это имена муз эпической и любовной поэзии…
Так я превратилась из Леи из Масады, Теи, возлюбленной Ария, безымянной портовой шлюхи в нового соловья Ларция. В целом моя жизнь была хороша. Все музыканты Ларция носили на пальце небольшое медное кольцо с его именем, но в остальном мы даже не чувствовали себя рабами. Наоборот, мне было так легко и вольготно, что я даже не заметила, как пролетели последние пять лет. Пять лет уроков пения, обучения игре на лире, разговоров с гостями и споров с Ларцием о том, в какой манере исполнять ту или иную песню. Пять лет пения и музыки: ужины для узкого круга гостей, которые требовали негромких любовных баллад, шумные пиры политиков, где были нужны жизнерадостные застольные песни. Целых пять лет.
Как обычно в течение последних пяти лет, я облачилась в «доспехи» — серое платье и серебряные браслеты, взяла лиру и отправилась взглянуть на спящего сына. Ему уже исполнилось пять лет, и у него было имя, но только не имя его отца. О его отце я старалась никогда не вспоминать.
— Я слышал, что недавно ты ухаживал за одной лютнисткой. Или это все-таки была танцовщица?
Павлин задумчиво потер подбородок.
— Так ты все знаешь, отец?
— Я держу ушки
— Она очень талантлива, — решительно ответил Павлин.
— Я нисколько не сомневаюсь в ее артистических способностях, кем бы она ни была. — Отец и сын вышли в сад. Павлину пришлось умерить шаг, чтобы Марк мог идти с ним рядом. Ярко светило солнце, отражаясь нежными бликами от плиток фонтана. Мимо них прошли рабы, неся кувшины и корзины с бельем. Все как один приветливо улыбнулись хозяину.
— Не пора ли тебе жениться? — продолжил Марк. — Я бы не стал возражать, если бы у меня появилась невестка.
— Ты предлагаешь привести женщину в казармы преторианской гвардии? Боги домашнего очага ужаснулись бы такой нелепости.
— Она могла бы жить здесь, пока ты находишься на службе. В доме много свободных комнат. Их хватит и для вас двоих.
— Неужели? — с сомнением в голосе спросил Павлин.
— Лепида не ревнива, — рассмеялся Марк. — Она будет рада вашему обществу.
— Но у нее, если не ошибаюсь, есть и ее собственные друзья?
— Да, — ответил Марк и после короткой паузы добавил: — Порой это не те друзья, чье общество было бы мне приятно. Молодая женщина ее лет, ровесница, под одной крышей… Это пошло бы ей на пользу. Да и тебе тоже, мой мальчик.
— Холостяк вроде тебя, поющий хвалу браку? Забавно слышать подобные слова! — улыбнулся Павлин.
— Согласен.
Павлин с любопытством посмотрел на отца. Как, однако, он похож на своего сурового деда в грубой тоге и простых сандалиях. Марк улыбнулся.
— Хочешь винограда, Павлин? В этом году у нас прекрасный урожай. Во всяком случае, так говорит управляющий. — Марк остановился возле столбиков, оплетенных виноградной лозой. — Я стараюсь узнать больше о винограде. Подумываю даже, а не написать ли мне трактат, в котором я мог бы сравнить разложение республики с увяданием виноградников осенью. Но я толком не знаю, что происходит осенью с виноградом. Знаю лишь, что спелые гроздья появляются на моем столе независимо от времени года. Прошу тебя, угощайся.
Павлин попробовал несколько ягод. Кислые, с обилием косточек.
— Я читал твой последний трактат о падении рождаемости, познакомился с твоими выводами. Впрочем, признаюсь честно, я не совсем уяснил написанное, это выше моего понимания. — Павлин оперся о мраморный край фонтана. — Что о нем думает император?
— Император? — Марк выбрал еще одну сморщенную гроздь. — Удивлюсь, если выяснится, что он читал хотя бы один или слышал о них.
— Император Веспасиан всегда читал твои трактаты, — сказал Павлин и незаметно выбросил половину пригоршни виноградин в фонтан.
— Домициан — не слишком охоч до книг, и если даже он когда-нибудь займется чтением, то вряд станет смотреть на меня с былой благосклонностью. Он не любит рассуждений на политические темы.
— Это лишь советы как увеличить рождаемость. Что здесь политического?
— Он может усмотреть критику, намек на то, что сам он не обзавелся наследником.
Павлин задумался.
— Императрица, — немного помолчав, продолжил он, — прожила в браке с ним десять лет. И чем она может похвастаться? Что за это время у нее было несколько выкидышей? Он имел полное право на развод, но ты вынудил его восстановить ее в качестве супруги — видимо, потому, что посчитал это более разумным, чем…