Хозяйка Рима
Шрифт:
— Ты стала такая худая, Юлия, — говорит он мне иногда и хмурит брови. Что ж, даже цезарь, и тот не способен иметь все, что захочет. Я ем, когда он мне приказывает, но стоит ему уйти, как я иду в уборную, и меня там рвет. Я не ела уже неделю. Мое тело вскоре исчезнет, превратится в прах.
Моя сводная сестра Флавия пишет мне письма. Даже из такого далекого места, как Сирия, где наместником ее муж. До нее дошли слухи, и теперь она тоже переполошилась. «Дорогая, до меня доходят в высшей степени нелепые слухи, — написала она мне своим размашистым почерком. — Но люди обожают пересуды. Не иначе как наш
Юстина. Так ласкового называл меня в детстве отец. Юстина, потому что я была серьезна, как судья. Никто больше не называет меня Юстиной, никто, кроме Флавии, которая сейчас от меня за тысячи миль, и ей лучше не переживать из-за меня.
А вот Марк переживает, что явно не дает ему покоя. У него такой несчастный вид, и, тем не менее он находит время, чтобы переживать за меня.
— Съешь хоть что-нибудь, Юлия. Поддержи свои силы.
Он считает, что я сошла с ума.
— О боги, дитя мое, как ты исхудала, — ужаснулась, глядя на меня, императрица на прошлой неделе. Ее отношение ко мне ничуть не переменилось, императрица — само спокойствие и учтивость. В ее глазах читается нечто вроде сострадания ко мне.
Это из-за дяди? Или она тоже считает меня сумасшедшей?
Когда он уехал в Германию, я немного ела. Но сейчас он возвращается в Рим. Я получила письмо после того, как Сатурнин был убит, и то, что в нем было написано, вмиг согнало последнюю плоть с моих костей. Правда, когда я перечитала письмо, то не нашла в нем ничего, кроме грубоватых комплиментов. Или это я все придумала? Образы в моей голове, они то возникают, то пропадают. Я закрываю глаза, и единственное, что возникает перед моим мысленным взором, — это пламя.
Веста, богиня домашнего очага, попроси Судьбу оборвать нить моей жизни. Потому что голод забирает ее слишком медленно.
Глава 14
Тея
Брундизий, 90 год н. э.
Мой хозяин дороден, лыс, улыбчив и весел. Однако с обеих сторон его рта залегли две глубокие складки, которые, стоит ему рассердиться, становятся еще глубже. И тогда он из безобидного претора превращается в разгневанного судию. Когда я сегодня предстала перед очами своего господина, возлежавшего в залитом солнцем атрие на серебряном ложе, эти две складки были в два раза глубже обычного. Похоже, меня ждет неприятный разговор, решила я.
В нескольких коротких фразах он сказал мне все, что хотел.
— Прости меня, господин, — негромко произнесла я. — Этого больше не произойдет.
— Ты уже не раз говорила это, Тея. Тем не менее все повторяется, раз за разом.
— На этот раз я буду осмотрительнее, мой господин. Обещаю тебе.
— Я потерял огромные деньги. Более того, если бы все сводилось только к деньгам…
— Я знаю.
Я еще ни разу не видела его в таком гневе и внутренне съежилась.
— Надеюсь, ты представляешь, какую ценность представляет двойная ассирийская флейта? — Ларций смерил меня грозным взглядом. — Мне привезли ее из самих Фив!
— Он играл в гладиатора, — робко заступилась я за сына.
— Я не знаю, куда мне деваться от этих его игр, — сердито возразил Ларций. — И дело не только во флейте. Вчера он разбил одному из моих певцов нос!
— Он не нарочно. Просто… он был слишком увлечен игрой.
Должно быть, он меня ненавидит, подумала я, однако тотчас постаралась отогнать от себя эту мысль.
— Он ждет за дверью, чтобы извиниться, господин. Ему стыдно, что все так получилось.
В следующее мгновение в атрий вошел мой сын. Он смочил водой непослушные вихры и пригладил их на лоб, от него за милю пахло мылом, а еще он переоделся в самую целую из своих туник. Увы, вид у него был не слишком пристыженный, на что лично я очень надеялась, однако хорошо уже то, что пока с его уст не сорвалось никакой дерзости.
— Верцингеторикс. — Я подтолкнула сына вперед, чтобы тот предстал перед очами Ларция. — Надеюсь, тебе есть, что сказать моему господину.
Викс принялся водить босой ногой по мозаике пола.
— Простите меня.
— За что? — уточнил Ларций.
— Не знаю.
— За флейту?
— Я уже попросил прощения.
— А как же драка с хористом? — подсказала я.
— С этим слезливым нытиком? — Мой сын презрительно поморщил нос. — За него я прощения просить не буду.
— Верцингеторикс! — прошипела я.
— Все понятно, — произнес Ларций. — Ступай отсюда, несносный мальчишка. И только попробуй хоть что-нибудь разбить или сломать!
Второй раз просить моего сына не пришлось. Он тотчас юркнул прочь из атрия.
— Простите меня, господин, — вздохнула я. — Обещаю вам, что устрою ему хорошую трепку.
— Сомневаюсь, что от этого будет польза, однако возражать не стану. Он уменьшает размер твоего наследства.
— Моего наследства?
На мгновение хмурое лицо Ларция осветила улыбка, и он указал мне на табурет рядом с его ложем.
— Это еще одна причина, почему я вызвал тебя. Я изменил завещание, и теперь ты включена в него.
— Ты изменил завещание?
— После моей смерти тебе причитается небольшая сумма. Твои деньги — неужели ты думала, что я прикарманю все, что ты заработала? Нет, я вложил их в дело от твоего имени. Правда, я буду вынужден вычесть из этой суммы ущерб, нанесенный мне юным Виксом. После моей смерти он получит вольную вместе с тобой, — слегка неуверенным тоном добавил Ларций. — И я даже рад, что меня не будет и я не увижу весь тот хаос и разрушения, какие он учинит этому миру.
Ларций улыбнулся. Я же бросилась к нему и прижалась щекой к его пухлой руке.
— Спасибо тебе, о Ларций, спасибо! Ты самый добрый в мире хозяин!
— Да-да, иди и устрой хорошую взбучку своему сорванцу, после чего можешь снова упражняться в своих руладах. Я бы хотел, наконец, услышать от тебя более гладкое исполнение последнего куплета «Серебряного моря».
— Да-да, я непременно поупражняюсь.
С этими словами я поклонилась и едва ли не вприпрыжку покинула атрий. После его смерти я буду свободна! Нет, конечно, пусть Ларций еще проживет долгие годы, но, будь славен, о Господь, в один прекрасный день, когда Викс подрастет, мы с ним оба будем свободны! Я имею немного денег, мы сможем начать новую жизнь. Я смогу зарабатывать сама, петь то, что я хочу, и перед теми, кто мне нравится, оставаться дома, если у меня не будет настроения выступать…