Хозяйка Рима
Шрифт:
Ее спокойный тон тотчас вселил в меня подозрения. Думается, дело не ограничивалось одними только корзинами с едой. Интересно, эти толпы рабов, которых полным-полно на ее красивой вилле, они на самом деле рабы? А оборванные дети перед ее дверью, это просто нищие? В семействе Флавией имелось немало секретов как о самых добрых и сострадательных его членах, так и о самых жестоких. Но она ни разу не пыталась выведать у меня мои, и я же в свою очередь не стала расспрашивать о ее. Вот и сейчас она уже весело щебетала о чем-то еще, перескочив
— …Несс составляет для тебя гороскоп? Думается, ему можно верить, Несс лучший астролог во всей империи. Жаль, конечно, что моя вера не позволяет мне пользоваться услугами астрологов. Ну разве он не душка? Возможно, я тоже прибегну к его услугам. Он всегда был благодарен мне, с тех пор, как одолжила ему моего Ганимеда, чтобы тот сделал ему массаж. Назад я его так и не получила. Несс даже придумал какое-то невероятное предсказание, лишь бы оставить его у себя. Моя вера запрещает мне снисходительно относиться к любителям юношей, однако должна сказать, что они счастливы.
Ее разговоры всегда улучшали мне настроение. Похоже, она тоже это знала. Она всегда приглашала меня зайти к ней в гости и никогда не задавала вопросов. Интересно, этот урок она вынесла, общаясь с Юлией?
Я подумала об Арии.
Сильное тело, излучающее жар даже сквозь синюю тунику. Волосы пылают на солнце красной медью. Бугры мышц, перекатывающиеся под упругой кожей. Шрамы на тыльной стороне ладони, на лбу, на плече. Теперь на мне примерно шрамов столько же. Странные. Небольшие белесые шрамы, нанесенные небольшими острыми предметами там, где это не будет сразу бросаться в глаза. Никаких видимых шрамов, нанесенных мечом.
Суровое лицо. Сломанный нос. Серые глаза. Тонкие губы. Бровь, разрезанная напополам лезвием ножа. Терпкий мужской запах, запах нагретой на солнце кожи, железа, песка арены. Но только не крови, — почему, трудно сказать. Кровь успевали смыть.
Твердые руки, теплые ладони, которые иногда сжимали кубок с вином или меч, или горло. Или же просто нежно прикасались ко мне. Чтобы дарить наслаждение, а не боль.
Уходи Арий. Уходи, оставь меня, прошу тебя.
С того дня прошло три месяца. Прохладный осенний ветерок чувствовался здесь в Тиволи даже солнечным днем. На пороге сентябрь. А с ним и осень. Осень.
— Пора назад в Рим, — заметил как-то раз за обедом Домициан. — Жаль. Это было восхитительное лето.
— Восхитительное, — пробормотала я куда-то в кубок.
— Сарказм, Афина, не украшает тебя. — Сегодня он был в хорошем расположении духа, так что наказание было мягким. — Впрочем, сарказм или не сарказм, но ты меня удовлетворяла. Я восхитительно провел время в твоем обществе. Как же мне тебя за это вознаградить?
— Ты уже вознаградил меня более чем щедро, цезарь.
— Моим божественным присутствием?
— И теми подарками, которые ты позволил мне купить за твой счет.
— Да, в ювелирных лавках ты проявила
— Пожалуй.
О, отошли меня домой, прошу тебя, только отошли меня домой.
Домициан оттолкнул от себя тарелку и, прошуршав восточными шелками, шагнул к краю террасы. Казалось, все его тело дышало силой и здоровьем, щеки светились румянцем, на губах играла его ни с чем не сравнимая улыбка. Он на какое-то мгновение посмотрел на реку, затем резко обернулся.
— Подойди ко мне.
Я повиновалась.
Он положил мне на затылок руку, и я почувствовала, как пальцы ног впились в край террасы. Я покачнулась. Он улыбнулся.
— Ну что, мне оттащить тебя назад? — спросил он.
Я точно знала, знала без малейшей тени сомнения, что скажи я в ответ да, как уже в следующий миг полетела бы в реку.
— Нет, — ответила я, твердо глядя ему в глаза. — Я не боюсь высоты, цезарь.
На какой-то миг мне показалось, что я все равно полечу вниз, но, как и в самый первый вечер, он резко отдернул меня от края, и я упала на мраморный пол.
Затем он шагнул ко мне и опустил свою обутую в сандалию ногу мне на руку и нажал — не сильно, однако довольно плотно, чтобы я ощутила боль. Мой мизинец, тот самый, на котором было кольцо Ларция, оказался под его пяткой.
Его последний подарок, с ужасом подумала я. Никакие струны лиры станут не нужны, если только я лишусь мизинца. Он отнимет у меня мою музыку.
На какой-то миг его нога прижала мой палец, но уже в следующее мгновение он опустился на колено, опустился со странной для его мощного тела грацией, и когда он приподнял мою руку, я заметила в его собственной кинжал.
Разумеется, я отбивалась. Но он сжал мою кисть в своих каменных пальцах. Сверкнуло лезвие. Мне потребовался миг, чтобы осознать, что не последовало ни крови, ни боли.
Зато на пол, звякнув, упало, рассеченное пополам, простое кольцо с именем Ларция.
Я уставилась на эти половинки.
— Дешевка, — произнес Домициан, возвращаю кинжал в ножны. — Недостойная такой храброй женщины.
Там, где когда-то было кольцо, теперь белела полоска светлой кожи.
— Ты отпускаешь меня?
— Я подумал, что тебе лучше подойдет вот это, — с этими словами он открыл небольшой филигранный ларец, что стоял рядом с ложем, и дал мне знак, чтобы я отвернулась. Краем глаза я заметила серебряный обруч, который уже в следующий миг сомкнулся у меня на шее. Посмотрев вниз, я смогла разглядеть блестящий черный камень, лежащий в ямочке между ключиц.
— Какая красота!
Он разрешал мне покупать любые украшения, но после струн лиры ни одного подарка не выбрал для меня сам.
Он ничего не произнес в ответ, лишь поманил меня. Когда же я оторвала глаза от ожерелья, то заметила в дверях кузнеца. Черный от копоти, он был совершенно не к месту на мраморной террасе.