Хозяйка Рима

Куинн Кейт

— А где твой поклон, Сабина? — одернула я дочь. — Тебе уже восемь лет. Пора бы помнить о таких вещах.

— Лепида, ей уже девять, — невозмутимым тоном произнес Марк.

— Ну знаешь, если неучтивость неприятна в восемь лет, то в девять и подавно.

Девочка поклонилась Кальпурнии. От меня не скрылось, что на какой-то миг она закрыла глаза, как будто пыталась побороть головокружение.

— Если тебе кажется, что у тебя сейчас начнется припадок, то лучше иди к себе наверх, — сказала я ей. — Не хотелось бы, чтобы ты поставила нас в неловкое положение перед гостями.

— Рада была с тобой познакомиться, Вибия Сабина, — произнесла Кальпурния, когда моя дочь бочком направилась вон из комнаты. — Буду рада новой встрече

с тобой.

— Поскольку мы готовы к выходу, — сказала я, накидывая на плечи ярко-голубую пеллу, — то, думаю, нам пора.

Кальпурния и Марк посмотрели на меня. Выражение лица мужа было мне хорошо знакомо — плохо скрытое презрение. На квадратном лице Кальпурнии читалось неодобрение. Что эти двое о себе возомнили? Всю дорогу до дворца я игнорировала их присутствие. Отдернув в сторону занавески паланкина, я наблюдала затем, как плебс предается празднованию Луперкалий. Как обычно, на улицах царило веселье. Самые смелые мужчины разгуливали в набедренных повязках, щелкая кнутами, а из темных углов то тут, то там выползали похотливые любовники. В прошлом году во время Луперкалий моей благосклонности домогались сразу четверо мужчин, они даже заключили со мной пари, что я не смогу одарить ею сразу всех четверых. И что бы вы думали? Я не только одарила их всех, но и еще двоих! Похоже, в этом году таких забав мне не видать. Марк уже прожужжал мне все уши своими делами в Сенате, и вот теперь на меня свалилась эта зануда Кальпурния.

Императорский дворец сверкал огнями. Домициан обычно устраивал официальные приемы в новом дворце, с его огромными парадными залами и причудливыми фонтанами, однако Павлин удостоился чести быть принятым со своей невестой в личных покоях императора. К нам тотчас подскочили рабы, чтобы взять плащи, а роскошно одетые вольноотпущенники повели нас по ярко освещенным коридорам в триклиний, превращенный по случаю помолвки в сказочный мир. Повсюду благородный лавр и орхидеи, на столе золотая посуда и хрустальные кубки. Ради Павлина император не пожалел ничего. По этому случаю он даже снял с себя свою обычную простую тунику и облачился с пурпурные одежды, вышитые золотой нитью, которые стоили никак не меньше месячных запасов пшеницы для города, привезенной из Сирии.

— Друзья мои! — воскликнул Домициан и, сияя улыбкой, шагнул нам навстречу. — Как я рад видеть вас у себя! Марк, — дружеский кивок, Лепида, — поцелуй в щеку, нареченная, — пожатие руки. — Добро пожаловать ко мне в гости!

— Рада видеть вас, — еле слышно произнесла императрица, вся в изумрудах и серебре.

— Извините, что заставил вас ждать! — Это в распахнутые двери вошел Павлин, расправляя на себе складки тоги.

— Ничего страшного! — Император в дружеском жесте положил ему на плечо руку, и я подумала, что слухи вполне могут оказаться верны: Домициан и вправду собирается назвать Павлина в качестве своего преемника. В прошлом году — звание префекта, в этом — наследника, в следующем — вся империя. Бесспорно одно: император был ближе к моему пасынку, чем к кому-либо в Риме. Император Павлин Вибий Август Норбан… И пусть меня обвинят в кровосмешении, но если он станет императором, я заставлю его жениться на мне!

— Итак? — добродушно спросил Домициан, глядя, как рука Павлина робко легла на руку Кальпурнии. — Поцелуй невесту.

Кальпурния покраснела, однако щеку подставила. Павлин нагнулся и легонько прикоснулся к ней губами. При этом он на миг посмотрел на меня, и я округлила губы, как будто приготовилась его поцеловать. Он тоже покраснел и отвернулся.

— Павлин, — это вперед шагнул Марк. — Я рад видеть тебя, мой сын. Давно я ждал этого момента.

— Отец.

Они неуклюже шагнули навстречу друг другу и, избегая смотреть в глаза, обнялись. Впрочем, уже в следующее мгновение Павлин отпрянул назад, как будто обжегшись, а на лице его выступил румянец.

Я хихикнула.

Не успели мы устроиться на ложах с обтянутыми

шелком подушками, как рабы тотчас начали ставить перед нами одно блюдо за другим, а своды зала наполнились музыкой. Стол буквально ломился от угощений. Тут были и вазы с засахаренными фруктами, и жареные павлины, украшенные их же яркими перьями, и поросята в медовом соусе, начиненные розмарином и кусками своего собственного мяса. Перед нами барабанщики исполняли свой причудливый танец, а звонкоголосые мальчики из Коринфа услаждали мой слух своим пением, ловкие акробаты возводили из собственных тел причудливые пирамиды до самого потолка из слоновой кости. Не успевали мы опустошить наши тарелки, как рабы тотчас подкладывали нам новые угощения. Домициан понуждал нас есть, есть и есть. Он размахивал жареной павлиньей шеей, с которой на его роскошные одежды капал жир, и на дорогом пурпуре уже появились первые пятна. И я поняла, что он изрядно пьян. Старое фалернское вино лилось рекой, не уступая в полноводности Тибру, и поскольку от обильной еды и выпитого вина мне становилось все жарче и жарче, вполне естественно, что я распустила волосы, а платье соскользнуло с одного плеча. Вот теперь это было похоже на Луперкалии!

Император рассказывал истории про храбрость и мужество Павлина, то и дело восклицая, что такого друга, как он, у него еще не было, и вот теперь он хотел, чтобы весь мир об этом знал. Павлин сидел с остекленевшим взглядом, потому что старался не отстать от императора по количеству выпитых кубков. Щеки Кальпурнии раскраснелись, платье помялось, а сама она в довольно неудобной позе растянулась на своем ложе. В зале было жарко, стол ломился от яств, вино лилось рекой. Однако музыканты старались вовсю, а император возвышался над нами словно некий раздувшийся бог, и нам ничего не оставалось, как набивать себе рты яствами, запивая застрявший в горле кусок вином, и время от времени выкашливать из себя приступы истерического хохота.

Марк сидел рядом со мной — спокойный и невозмутимый, и когда я сквозь пелену легкого опьянения посмотрела на него, то заметила, что его взгляд прикован не к императору, и даже не к Павлину. Его взгляд был прикован к императрице. Точно так же, как и он, — спокойно и невозмутимо — императрица сидела на краю своего ложа и смотрела на него. Было в этом пристальном, задумчивом взгляде нечто такое, что привлекло мое внимание. Однако зал уже шел кругом вокруг меня, повсюду царило безудержное веселье, и я не смогла удержаться от смеха, глядя на потное квадратное лицо Кальпурнии. Я осушила еще один кубок, пролив при этом половину его содержимого на мозаику, и, перевернувшись на спину, расхохоталась, глядя в потолок. Моя стола соскользнула с другого плеча, оголив грудь. Павлин тотчас впился в нее взглядом.

— Обручальное кольцо для невесты! — выкрикнул император. — Павлин, только не говори мне, что ты еще не преподнес его ей. Позволь мне это сделать самому, — с этими словами он схватил Кальпурнию за руку и надел ей на палец, правда, не тот, что нужно, перстень с внушительным рубином. — Теперь вы обручены. Поцелуй ее еще раз!

Павлин легонько коснулся губами ее губ.

— Нет-нет, не так. Похоже, это я тоже вынужден за тебя сделать!

Выкрикнув эти слова, Домициан жадно поцеловал Кальпурнию в губы. Ее сдавленный писк тотчас утонул в барабанной дроби.

— Цезарь, — строго произнесла императрица, впервые за весь вечер подав голос. — Ты испугал бедную девушку.

— Испугал? — Император посмотрел на супругу со злобным прищуром. — Можно подумать, ты что-то понимаешь в поцелуях! Да ты холодна как ледышка, тебя не способен растопить даже вулкан, ты холодная интриганка…

Императрица поднялась со своего ложа. За весь пир ни единый волосок не выбился из ее прически.

— Благодарю вас за прекрасный вечер, — произнесла она, обращаясь сразу ко всем и к никому. — Марк, Лепида, префект Норбан, Кальпурния. Позвольте мне пожелать вам приятного вечера.