Хозяйка розового замка
Шрифт:
— О, — прошептала я, — к чему упрекать меня в том, в чем я уже и сама раскаялась?
Поразмыслив, я добавила:
— Знаете, я ведь никогда… не была замужем. Да, именно так. Никогда. Это просто считалось, что я замужем, но на самом деле так не было. Вот с вами — совсем иначе… с вами я почувствовала себя женой. Это так странно… ощущать вас рядом, любить, и в то же время знать, что вы мой по закону… Я — Сюзанна, вы — Александр. Герцог и герцогиня, муж и жена…
Он привлек меня к себе.
— Cara… Carissima…
Он знал, что я люблю эти его слова. Мягко обводя пальцем
— Нет… Все это странным мне не кажется. Так и должно быть. А что странно, так это вы. Ваше лицо… Вы с каждым часом хорошеете, любовь моя. О, если бы вы могли себя видеть, когда на вас падает солнце… Эти волосы, эти огромные глаза, черные, как у лани, — я никогда таких не встречал. Эта тонкая талия… эта высокая грудь… это изящество… а как ясна и нежна ты бываешь, моя милая, — тебе это известно?
Я уже лет сто такого не слышала. Его слова, в которых я ощущала желание и искренность, могли заставить меня растаять. Но я прочитала страсть в глазах мужа и, зная, что вряд ли смогу противиться ей, отстранилась прежде, чем он обжег мои губы своим дыханием.
— Нет… Пойдемте отсюда. Здесь не место. Ну, вы же понимаете…
Мы оказались на улице, и я поразилась: до чего странным, суетливым и бессмысленным показалось мне все, что происходило в Аяччо. Да и что для меня теперь имело смысл, кроме него… Человека, который так меня любил. Которого я любила. И который, как ни странно, был моим законным мужем.
— В гостиницу? — спросила я машинально. — Будем обедать?
— Ну, моя дорогая, если вы желаете, чтобы я так же убедительно доказывал вам свою любовь, как это было только что, нам явно следует подкрепиться.
Мы шли по шумным улицам Аяччо к гостинице, и мне приходилось вспоминать итальянский, чтобы расспросить дорогу. Слава Богу, корсиканцы меня вполне понимали. Тогда, в начале 1796 года, я никому не посоветовала бы здесь говорить по-французски: Корсика изо всех сил пыталась вырваться из-под власти Франции, а совсем недавно старый национальный вождь Паскуале Паоли отдал остров в руки англичан, лишь бы избежать власти французов. Присутствие Англии здесь ощущалось во всем — от множества английских военных кораблей в бухте до множества английских офицеров на улицах.
Я подумала, что, пожалуй, впервые за несколько лет нахожусь в месте, где на нас, людей высокого происхождения, посмотрят не искоса, не с подозрением, а с сочувствием, сентиментальным, быть может, но вполне искренним. Все годы революции Англия была верным другом французской аристократии: она давала деньги, приют, вооружение, спасала от гильотины, иногда даже протестовала против действий Республики на дипломатическом уровне и вела с ней войну. Я подумала и спросила себя, почему мне в голову приходят мысли об этом. До всего этого мне, в сущности, нет дела. Я женщина — маленькая, мало кому известная, ни на что не притязающая. Я просто новобрачная, оказавшаяся на Корсике по причине своего медового месяца. Я тут же поправилась: не своего, а нашего.
В гостинице нам подали ужин: жареных цыплят, каплуна, сыр, вино, фрукты. В зале было шумно и людно,
— Какие у нас планы на завтра? — проговорила я.
— Я куплю лошадей, и мы отправимся в горы.
Это было, конечно, заманчиво, но… подходящее ли время года для таких прогулок? А если начнется дождь? К тому же я никогда еще не ездила верхом в горах.
— Сюзанна, мы должны добраться до Бастии, если хотим все-таки уехать в Неаполь. Вы ведь хотите этого, правда?
— Да. Но неужели здесь, в Аяччо, не ожидается ни одного корабля?
— В течение месяца — ни одного. А из Бастии уже десятого марта отплывает судно; стало быть, за эти пять дней мы должны туда добраться.
— Я согласна.
Эти два коротких слова не способны были выразить всего, что я думала. С Александром я поеду хоть на край света. Там, где он, — там будет и моя родина. Мне ничто не страшно рядом с ним — ни горы, ни море. Я была в таком удивительном состоянии чувственной влюбленности, что искренне верила во все это.
Действительно, как бы я могла сейчас представить свои ночи без Александра? А как странно было вспоминать то множество ночей, которые я провела в Белых Липах в холодной постели! Какой нужно быть безумной, чтобы потерять так много времени — четыре месяца! Четыре месяца пропали впустую, а ведь я уже давно могла быть счастливейшей из женщин! В конце концов, я же не святоша, не нравственница; отдаваться, делить постель с любовником, изнемогать от его ласк и расточать свои, удовлетворять и самой наслаждаться — все это мне нравится, все это я люблю!
Меня влекло к моему мужу, влекло очень сильно и именно физически; моя плоть тосковала по нему, я возбуждалась от одного его присутствия, даже просто от своих мыслей и воспоминаний, когда он вовсе не прикасался ко мне.
Он держал мою руку у своих губ, мягко лаская запястье, его зубы слегка покусывали кончики моих пальцев, один за другим, и от этого волны горячей дрожи плыли по моему телу. Александр перегнулся через стол, прошептал, почти коснувшись моих губ своими:
— Милая дама, я хотел бы вас съесть. Что вы скажете об этом моем желании?
Я хотела ответить, что, если я кажусь ему аппетитнее румяных цыплят, поданных нам на ужин, то это для меня очень лестно, но шум, раздавшийся у двери, не дал мне произнести ни слова. В зал ввалилась компания английских офицеров. Один из них небрежно махнул рукой:
— Эй, хозяин! Вина!
— Какого желаете, господа?
— Фалернского!
Услышав голос офицера, Александр быстро оглядел всю компанию, и одна бровь его приподнялась. Он непроизвольно поднял руку.
— Ле Пикар?!