Хозяйка розового замка
Шрифт:
— Эжени, где тебя носит, чертовка ты эдакая! Бегом в деревню за повивальной бабкой! Да пошевеливайся, ленивая девка!
Они не знали, куда меня нести. Но я не в силах была уже терпеть: мне нужна была опора, не это подвешенное состояние.
— В гостиную! — приказала я резко, так, чтобы никто не посмел перечить. — Быстрее, в голубую гостиную, и всех прогоните подальше отсюда!
Потом, передохнув, я так же сурово добавила:
— Нужна горячая вода и полотенца. Быстро, распорядитесь! И пусть Брике немедленно отправляется за врачом.
Разыскать врача было трудно, это я и сама поняла, закусив
Люк уложил меня на кушетку и был тотчас изгнан Маргаритой вон из комнаты. Вдвоем с Элизабет они, не жалея платья, живо разрезали его по швам, чтобы излишне меня не тревожить, и таким образом я была слегка освобождена.
Потом у меня разом отошли воды. Вцепившись руками в изголовье и запрокинув голову, я делала глубокие вдохи, заставляя себя не сопротивляться схваткам, ибо знала, что так дело пойдет легче. «Никогда такого не было, — мелькнула у меня единственная мысль, сумевшая прорвать завесу боли. — Никогда. Это просто кошмар какой-то. Даже напрягаться не надо — все идет само собой».
— Ах, Боже мой, — стонала Маргарита. — Ведь никто из нас ничего в этом не понимает!
Схватки следовали одна за другой, бурные, мучительные, и промежутки между ними сокращались, а потом мне казалось, что и вовсе исчезли. Несмотря на распахнутые окна, я задыхалась и была вся в поту. Потом, когда наступило короткое облегчение, Элизабет поднесла к моим губам стакан с подслащенной водой, а я, пока пила, скосив глаза, поглядела на часы. Было уже три часа пополудни. Скоро приедут мальчики. Хоть бы их догадались увести подальше отсюда. Я не кричала, но понять, что со мной, вполне было можно. А я хотела, чтобы для Жана все прошло как можно незаметнее. Ведь никогда не знаешь, как он прореагирует…
— Надеюсь, — прошептала я, глубоко вдохнув воздух, — все пройдет очень, очень хорошо.
Внезапно внутри меня возник новый спазм, в десять раз сильнее всех предыдущих; словно какие-то силы, мощные, непоколебимые, звали ребенка наружу, и я поняла, что вот-вот освобожусь. В этот миг дверь распахнулась и вошла старуха, повивальная бабка из деревни.
Она-то и помогла мне на самом последнем этапе, освободив меня окончательно.
Это был мальчик. Я увидела это еще до того, как старуха сообщила это вслух. Он был крошечный, весь окровавленный, потому что у меня было сильное кровотечение, и, честно говоря, меня бросило в ледяной пот при первом взгляде на него.
— Почему, — в ужасе прошептала я, пытаясь приподняться, — почему он не кричит?
— А вот мы сейчас его заставим! — заявила старуха по-бретонски.
Она стала делать ему что-то вроде гимнастики, разгибая и сгибая ручки и ножки, а Маргарита все время шептала мне на ухо, пока я лихорадочным взглядом наблюдала за происходящим:
— Он жив, милочка! Успокойтесь! Он жив!
И он закричал. Повитуха шлепнула его по ягодицам, и он действительно ожил и закричал. Вернее, он запищал, да еще довольно слабо, но я была тогда в таком возбужденном состоянии, что мне даже писк показался криком и принес огромное облегчение.
— Вот и отлично! — приговаривала старуха по-бретонски. — Хорошего нового синьора вы нам подарили, ваше сиятельство!
— Но
— Ничего… Были бы кости, а мясо нарастет.
Она отдала ребенка своей дочери, которая была у нее помощницей, и вернулась ко мне. Брови у нее нахмурились.
— Вот оно что! Первым делом надо остановить кровь.
Сонливость уже охватывала меня — наверное, и от усталости, и от нервного потрясения, и от потери крови. Мне даже не хотелось посмотреть на ребенка поближе, такая я была обессиленная. Старуха колдовала надо мной, отдавала какие-то приказания, я даже чувствовала внутри себя ее руки, но не способна была реагировать ни на что. Все вокруг меня были утомлены и напуганы, а я тем более. Роды и начались, и закончились за какие-то два часа. Брике, наверное, еще даже в глаза врача не видел.
Из кухни принесли какой-то отвар, сваренный по указаниям повитухи. Маргарита поддерживала меня, и я стала пить. Но выпила я лишь половину жидкости. Силы окончательно оставили меня, и я провалилась в обморок, настолько глубокий, что можно было подумать, что я умерла.
3
Острый запах нашатыря ударил мне в нос. Я открыла глаза, устало морщась. Окно напротив меня было распахнуто, и за ним уже сгустилась ночь. В гостиной было душно, сильно пахло спиртом и еще какими-то порошками. Я чувствовала себя слабой-слабой, даже рукой мне было трудно пошевелить, но лицо, склоненное надо мной, я легко узнала. Это был доктор д’Арбалестье. Именно он должен был принимать у меня роды. Правда, не сейчас, а два месяца спустя.
— Что со мной? — проговорила я.
— Вы пять часов были в обмороке. Я нарочно не приводил вас в сознание. Вы же отдохнули немного, не так ли?
— Как сказать, — произнесла я с сомнением. — Я, кажется, очень слаба.
— Это естественно. Вы очень много крови потеряли. И еще не скоро подниметесь с постели.
— А вы… вы давно здесь, господин доктор?
— Почти пять часов.
— Как же вам удалось так быстро приехать?
— Брике разыскал меня у графини де Лораге. Благодарение Богу, что я был так близко.
— Что, разве я была так слаба?
— Вы истекали кровью. Ваш обморок — как раз следствие кровопотери. Мне пришлось наложить столько швов, а вы этого даже не почувствовали.
Я попыталась улыбнуться.
— Но ведь теперь все хорошо, да, господин д’Арбалестье?
— Да. Это просто чудо какое-то. Вам повезло, мадам.
Я упала на подушки и снова улыбнулась. Мне нравился доктор д’Арбалестье. Он напоминал мне чем-то Эсташа Лассона. У них даже очки были одинаковой формы, и это сходство успокаивало меня.
— Невероятный случай, — сказал он будто самому себе. — Я опишу его в парижском медицинском журнале. Невероятный случай стремительных родов… Похоже, что-то очень звало вашего сына на свет, мадам.
— Сына? — Я сразу ожила и снова привстала на локте. — С ним все хорошо, надеюсь?
— Да. Он цепкий мальчик. Я буду наведываться каждые два дня. За таким нетерпеливым ребенком стоит наблюдать.
— Я надеюсь, — прошептала я, — что ему не придет в голову еще чем-то нас поразить…
Вошла Маргарита. Вид у нее был чрезвычайно гордый, а на руках она, как священные дары, держала крохотный белый сверток.