Храм фараона
Шрифт:
Пиай молчал. Скульптор, конечно, прав.
— Дай мне инструмент!
Пиай наклонился и начал работать над рельефом, контуры которого наметил художник. Большая часть работы состояла в том, чтобы снять верхний слой вокруг изображения.
Нужно было бить молотком и шлифовать часами.
— Стоп!
Пиай ударил себя по лбу. Эта работа оказалась бы лишней, достаточно было расположить рельеф просто чуть глубже. Его учитель Ирамун однажды бегло упомянул, что эта презираемая ныне техника была привычной во времена фараона-отступника
Пиай взял кусок песчаника с тарелку величиной, быстрыми штрихами нарисовал на нем сокола Гора, и уже после получаса работы углубленный рельеф был готов. Он протянул его старшему скульптору.
— Так как поверхность не надо долго шлифовать, работа идет существенно быстрее.
Мастер в растерянности смотрел на каменную плиту:
— Но выдающийся рельеф красивее углубленного… Я имею в виду не твою превосходную работу, а технику. У контуров появляются безобразные тени, это как если бы картину погрузили в мокрую глину. Извини мою прямоту, но…
— Согласен, мой друг. Но фараон хотел быструю работу, пусть он и решает.
Рамзес сначала нахмурился, увидев Гора, но затем его красивое царственное лицо разгладилось.
— И ты говоришь, что так работа идет в три раза быстрее?
— Да, Богоподобный, по меньшей мере в три.
— И людей не надо переучивать? Каждый скульптор может выполнять работу в этой технике?
— Конечно, Богоподобный. Отделка та же самая, только вокруг изображения делают глубокие контуры, а поверхность оставляют такой, какая она есть. До этого большая часть времени уходила на то, чтобы отшлифовать поверхность.
Рамзес положил руку на плечо Пиайю. Такое он делал редко и только тогда, когда они были одни.
— Птах как будто создал тебя для меня! Я подарю тебе дворец в Пер-Рамзесе, при виде которого родовитые вельможи побледнеют от зависти. Ты должен быть награжден, как никогда еще фараон не награждал своего слугу. Тебе что-нибудь нужно? Женщин, рабов, вина, зерна, одежды — говори это смело.
Пиай поклонился:
— Нет, Богоподобный, для гарема у меня нет времени, да и слуг у меня достаточно. Я бы с удовольствием взял в руки инструменты, что-нибудь создал бы…
— Нет-нет, для этого есть другие. Время создавать скульптуры придет и для тебя, будь уверен. Ты знаешь, что я имею в виду?
Пиай кивнул:
— Колоссальные фигуры у храма в скалах. Когда я должен?..
Но царь прервал его:
— Пока ты должен еще подождать. Только после того как ты увидишь место,
Почти бесшумно к ним подошла принцесса Мерит. По детской привычке она любила пугать отца.
— У Благого Бога есть секреты от дочери? О каком месте идет речь?
Рамзес ласково потрепал ее по щеке:
— Девушка, которая пережила почти двенадцать разливов Нила, не может быть такой же любопытной, как в детстве, и не должна подкрадываться, как змея.
Маленькие груди Мерит уже высоко приподнимались под узким льняным платьем. Ее красивое лицо было похоже на лицо Нефертари, но в нем отсутствовала материнская милая округлость черт. Нос у нее был несколько более крупным, рот — немного более твердым, но слегка раскосые темные глаза богини она унаследовала от матери.
— Я подарю тебе пару молоденьких рабынь, Пиай, чтобы тебя поменьше занимали дела Благого Бога. А уж если так хочется работать, сделай с меня скульптуру в человеческий рост.
Рамзес погрозил дочери:
— Придержи свой язычок, принцесса. Я полагаю, что скоро выдам тебя замуж, чтобы ты была занята и не мешала нам в работе.
Пиай с удовольствием прислушивался к перепалке между отцом и дочерью и думал: «Они разговаривают, как обычные люди. Нет разницы между маленьким чиновником и сыном Солнца».
Принцесса Мерит казалась ему сверх меры очаровательной и желанной, однако он изо всех сил подавлял столь неподобающие мысли.
— Ну как, мастер Пиай? Ты сделаешь с меня скульптуру?
— Если Благой Бог позволит…
Рамзес глубоко вздохнул и взглянул на Пиайя с наигранной беспомощностью:
— А что мне остается? Она все равно настоит на своем. Сделай эту фигуру, но из мягкого камня и только в половину человеческого роста, чтобы дело шло быстрее.
— Ну вот, опять быстрее, — капризно надула губки Мерит. — Как будто я одна из гаремных отпрысков.
— Ты заботишься о том, чтобы я не забыл о твоей значимости. Но даже мой наследник Амани никогда не мешает мне в работе.
— Потому что он охотнее держится за юбку своей няньки, вместо того чтобы учиться стрельбе из лука и фехтованию на мечах.
— Как трогательно ты заботишься о своем брате! Девочкам тоже необходимо кое-чему учиться, не забудь об этом. В последний раз твой учитель жаловался, что ты все еще владеешь не больше чем сотней иероглифов, а этого для почти двенадцатилетней девушки мало.
Мерит с яростью сверкнула глазами:
— В конце концов я же не должна стать писцом! Сколько письменных знаков знает Пиай? Ну-ка скажи мне!
Пиай испугался. Он держался позади и изучал строительный план.
— Ну, я тоже не писец, принцесса. Как скульптор, я изучал письменность лишь для того, чтобы уметь переносить знаки на камень. У меня тоже в голове не более ста иероглифов.
Конечно, он знал гораздо больше, но что-то заставило его встать на сторону юной принцессы.