Храм Фортуны
Шрифт:
Галльские тяжеловооруженные пехотинцы послушно маршировали дорогой, которой повел их Гней Домиций.
Когда две когорты римлян — словно две железные черепахи — вошли в деревню, сметая всех на своем пути, солдаты Авла Стония, которых оставалось уже совсем немного и которые из последних сил сдерживали яростный напор варваров — издали торжествующий крик, заставивший германцев сжаться от ужаса.
Заметив, что враги окружают их, воины Сигифрида, как зайцы, заметались из стороны в сторону, думая теперь даже не о добыче, а только как бы унести ноги. Они бросились было в пространство
Взлетали мечи, разили копья, с хриплыми выдохами валились на землю все новые тела варваров, римляне работали спокойно, слаженно, методично, как на учениях. А галлы, которых германцы — заметив опасность — сразу оставили в покое, вновь взялись за свои луки. И уже не торопясь, тщательно выбирали цель и выпускали стрелу за стрелой в беснующуюся, орущую, воющую, обезумевшую толпу варваров.
Сигифрид понял, что это конец. Все, что он мог сделать — это увести остатки своих людей обратно за Рейн. О каком-то достойном сопротивлении римлянам не могло быть и речи. Вождь хриплым, срывающимся голосом прокричал приказ об отходе, мечом указав в то место, где следовало прорвать окружение. С отчаянием обреченных германцы ударили на шеренги, которыми командовал трибун Марк Гортензий, грудью расталкивая пиллумы и лицами встречая лезвия мечей.
Сульпиций Руф видел, что победа близка. Беспокоило его только одно: куда подевался Домиций Агенобарб? Неужели он заблудился в темноте или, того хуже, наткнулся на еще какую-нибудь банду германцев?
А может, он уже здесь и просто перекрыл дороги вокруг деревни, чтобы никто из разбойников не ушел? Хорошо, если так. Но особенно размышлять Руфу было некогда — бой продолжался.
А Домиций Агенобарб все вел и вел своих людей какой-то заброшенной дорогой. Он знал, что всегда сможет оправдаться — мол, галлы, сволочи, сбили его с толку и потащили куда-то вбок. Откуда ему знать, где эта проклятая деревня? Он же здесь совсем недавно и еще не успел изучить местность.
Пехотинцы размеренно маршировали, постукивая сандалиями. К Домицию, который сидел на крепкой гнедой лошади, подъехал Риновист.
— Командир, — сказал он хмуро, — куда мы идем? Я же знаю здешние места. Эта дорога выведет нас совсем не туда...
— А ты знаешь, что такое воинская дисциплина? — с вызовом спросил Домиций. — Или еще не забыл свои варварские привычки? Приказы командира не обсуждаются — такой закон в римской армии. И если ты служишь Империи, будь добр соблюдать его.
По молодому лицу Риновиста промелькнула тень.
— Да, я служу Империи, — ответил он. — Я служу ей потому, что она обещала защищать мою семью и моих соплеменников. Но сейчас вот вижу, что ты почему-то не спешишь прийти на помощь своим, которые бьются с германцами.
— Что? — взорвался Агенобарб. — Ты смеешь в чем-то подозревать меня, патриция, сына консула?
— Да, ты римский патриций, — медленно сказал Риновист, — а я простой галльский солдат. Но долг-то у нас один, а вот выполняем мы его по-разному.
— Что ты хочешь этим сказать? — напрягся Домиций. — Уж не думаешь ли ты...
— Я ничего
Агенобарб почувствовал, как его сердце сжимается от страха. Если Германик узнает о его действиях, боги да помогут Гнею Домицию. Надо срочно что-то предпринять.
— Ха, — натянуто усмехнулся он. — Хвалю твою бдительность. Но только сейчас ты перестарался. Я ведь тоже выполняю приказ, а приказ Публия Вителлия — заместителя Германика — звучал так: мы должны выйти на дальние рубежи и преградить дорогу варварам, которых Руф обязательно разобьет и которые потом побегут прямо на нас,
— Не побегут, — упрямо сказал Риновист. — Они еще не сошли с ума. Отступать вглубь Галлии, где крестьяне потом перебьют их по одному как мух? Нет, ты выбрал неправильную дорогу, Гней Домиций.
Агенобарб понял, что обмануть галла ему не удастся. А это означало катастрофу.
— Ладно, — произнес он после недолгого размышления. — Делать нечего. Я получил секретный приказ, и обязан был хранить его в тайне. Но раз уж ты готов обвинить меня в предательстве и взбунтовать твоих людей, придется открыться тебе. Только давай отъедем в сторону — больше никто не должен нас слышать.
После секундного колебания честный Риновист кивнул.
— Хорошо. Но только предупреждаю — не надо рассказывать мне сказки. Если я не буду удовлетворен твоим объяснением, то немедленно сам поведу отряд к деревне, а на тебя подам рапорт. Сначала Вителлию, а потом Германику.
— Отличный ты солдат, — одними губами улыбнулся Домиций, примирительно похлопывая галла по плечу. — Приятно с тобой служить. Да ведь только устав не всегда заменяет здравый смысл.
Риновист пожал плечами и направил коня в сторону от дороги, в заросли кустов. А пехотинцы продолжали стучать сандалиями, двигаясь дальше.
«Ты действительно отличный солдат, — ухмыльнулся про себя Домиций. — Да только — как и всякий отличный солдат — слишком глуп. И будь я проклят, если этим не воспользуюсь».
Он дернул поводья своей лошади и последовал за галлом. Они отъехали футов на двадцать и остановились.
— Я слушаю, — мягко сказал Риновист. — Давай поторопимся, мне придется еще догонять колонну.
Домиций огляделся по сторонам. Тихо. Лишь изредка долетал слабый шум и лязг, оттуда, где по дороге продвигалась галльская когорта.
— Так вот, — сказал он, понизив голос, — у меня действительно есть секретный приказ. Но отдал его не Вителлий.
— А кто? — удивился Риновист.
— Неважно, — буркнул Агенобарб, кладя руку на левый бок и нащупывая рукоятку стилета. — Важно, что я его получил и должен выполнить. А ты мне мешаешь, — добавил он почти с сожалением.
— Я все еще не понимаю тебя, — нахмурился тот. — Давай поторопимся, — повторил он.
— Ладно, — согласился Домиций.
Он резко наклонился в седле и точным коротким ударом всадил острое, как бритва, лезвие Риновисту в бок. Тот вздрогнул, захрипел и медленно сполз на землю, цепляясь за гриву коня.