Храм Фортуны
Шрифт:
— Не могу тебя утешить, госпожа, — с расстановкой произнес Сеян. — Сейчас ко мне примчался один человек... Шкипер Никомед, помнишь, я тебе говорил о нем... Так вот, он прискакал из Остии и уверяет, что видел своими глазами...
Сеян умолк и устало провел ладонью по лицу.
— Что видел? — резко спросила Ливия. — Воскресшего Августа или птицу Феникс?
— Нет, госпожа, — качнул головой новый префект преторианцев. — Воскресшего Агриппу Постума.
— Это ложь! — истерически взвизгнула Ливия. — Этого не может быть! Ведь ты же сам убил его!
Сеян пожал плечами.
— Кажется,
— Нет! — решительно отрубила императрица. — Вот наше спасение. Агриппа был казнен по приказу цезаря, а теперь этот раб мутит народ. Так и объявим...
— Думаю, не выйдет, — угрюмо сказал Сеян. — Его опознали офицеры военных трирем, с которыми он когда-то служил. По какому-то родимому пятну...
Ливия еще больше побледнела.
— Да, было у него пятно, — пробормотала она и вдруг вытянула руки, словно собираясь схватить Сеяна за горло. — А почему же ты не убедился?
— А откуда я знал об этом? — устало спросил префект. — Выслушай меня до конца, госпожа. Похоже, мы здорово влипли.
Позади них раздался протяжный стон. Они обернулись и увидели, как Тиберий раскачивается из стороны в сторону, держась руками за голову.
— Не обращай внимания, — быстро сказала Ливия. — Говори дальше.
— Агриппа появился в Остии утром, — продолжал Сеян. — С ним большой вооруженный отряд. Люди встретили его овацией. Моряки мизенской эскадры присягнули ему на верность. Постум объявил, что собирается идти на Рим и силой взять украденное у него наследство. Он обещал богатые подарки народу и солдатам. До столицы слухи еще не дошли, но это может случиться в любую минуту. И я не уверен, что мои преторианцы будут защищать вас. Мы можем рассчитывать только на данувийские легионы, но надо как можно быстрее подтянуть их сюда, иначе...
— Мы не можем рассчитывать даже на данувийские легионы, — тихо сказала Ливия и закрыла лицо руками.
Тиберий с трудом встал и сделал шаг. Его лицо напоминало гипсовую маску, которые носят в похоронных процессиях. Все трое замерли. Повисла звенящая тишина.
Казалось, что монументальное и прочное здание Империи, трудолюбиво и старательно возведенное Августом, обрушилось и погребло их под своими обломками.
Глава III
Скитальцы
Тринадцатый день «Сфинкс» болтался в море, словно никому не нужная, заброшенная щепка, покорная воле Нептуна и волн.
Не поймешь, как и когда повернет Фортуна свое колесо. Судну посчастливилось уйти от морских разбойников, но в ту же ночь оно угодило в самую гущу свирепого безжалостного урагана.
Сплошные потоки воды заливали палубу и надстройки, мощные порывы оглушительно воющего ветра швыряли корабль из стороны в сторону, грозя и вовсе перевернуть его; огромные, вспененные, словно пасти диких зверей, волны тяжело переваливались через борта; у людей лопались барабанные перепонки от раскатистого грохота грома и слепли глаза от пронзительных вспышек молний.
И люди знали, за что наказывает их Нептун, —
И вот, последовала расплата.
Буря бушевала всю ночь; на исходе третьего часа этого кошмара с треском рухнула мачта, на месте убив одного матроса. Еще двоих смыло волной. Полтора десятка рабов-гребцов захлебнулись в своем тесном подпалубном помещении, превратившемся в смертельную ловушку. Вода также унесла за борт значительную часть продовольственных припасов и других вещей.
Пока обезумевшая от ужаса команда отчаянно сражалась со стихией, противопоставляя свои ничтожные силы необузданному гневу Нептуна, Корнелия сидела в каюте капитана и ни на что не реагировала. Смерть бабушки, которая заменила ей мать, явилась тяжелейшим ударом для ее неокрепшей юной психики. Ей казалось, что жизнь уже кончена, и девушка тупо смотрела в дощатую стену каюты, инстинктивно вцепившись руками в какую-то балку, чтобы удержаться на месте при бешеной качке.
Рядом на койке стонал раненый Хирхан. Ему тоже было очень плохо, и финикиец балансировал на грани забытья и реальности, то проваливаясь в тяжелый сон, то просыпаясь вдруг от приступа нестерпимой боли. Эти два человека словно не замечали друг друга.
У двери каюты дежурил Кирен. Ливиец, терзаемый морской болезнью, крепко привязал себя к какому-то столбу, чтобы не улететь за борт с очередной волной. Раз за разом спазмы разрывали его желудок, а перед глазами все плыло и кружилось.
Знающий морское дело Селевк помогал команде, вместе со всеми суетясь на палубе, насколько это позволяли качка, ветер и волны.
К утру буря внезапно стихла, словно ее и не было. Море в считанные минуты стало' спокойным и гладким, ветер, подвывая, унесся куда-то на восток, тучи иссякли и быстро разбежались в стороны. Небо прояснилось, и выглянуло бледно-желтое солнце.
Покореженный, но вновь спасшийся «Сфинкс» мелко подрагивал на волнах посреди бескрайнего морского простора. Люди — еще не веря, что они живы, и все позади — устало опускались на мокрую палубу и тут же засыпали. Из трюма неслись крики и проклятия предоставленных самим себе гребцов.
Корнелия все так же смотрела в стену, ни на что не обращая внимания, а Хирхан все так же стонал, дергаясь от боли. Кирен перерезал острым ножом крепившую его к столбу веревку и медленно сполз вниз. Казалось, что даже его черная кожа позеленела.
К вечеру люди на борту «Сфинкса» немного пришли в себя и стали обдумывать ситуацию. Судно потеряло управление — мачта сломана, руль поврежден, весел осталось всего несколько штук. Плыть заданным курсом невозможно. Оставалось отдаться на волю волн и ветра.
Где они находятся — тоже пока никто не мог определить. Помощник капитана сказал, что надо дождаться ночи, тогда он по звездам вычислит их местоположение. Он полагал, что корабль сейчас дрейфует в направлении северного побережья Сицилии.