Хранитель Чаши Грааля
Шрифт:
– Да ты цыган или нет?! – накинулся на него Феликс. – Я тебя не узнаю! Наверное, тебя подменили в колыбели! Какой настоящий цыган боится смотреть в глаза смерти? Если ты не поедешь со мной, я отправлюсь туда один.
– Я поеду туда, но только сперва нам нужно кое-что купить и достать оружие.
Водитель, которого звали Франсиско, поехал в мавританскую часть Ронды. Там он остановился возле маленького ресторанчика с характерным названием «Красная мулета». Вход в ресторан был завешен занавеской из ракушек и бисера. Перед крыльцом дремал на табуретке лысый смуглый испанец с лихо закрученными усами.
– Тебя здесь никто не знает, так что лучше тебе не показываться перед местными парнями. Они довольно подозрительные, при постороннем человеке не захотят делать дела.
Дмитрий остался в автобусе и оттуда видел, как цыгане подошли к ресторану и о чем-то вполголоса переговорили с усатым типом. Тот поднялся с табуретки, бросил пронзительный взгляд в сторону автобуса и неторопливой походкой удалился в ресторан. Цыгане остались на улице. Франсиско привалился плечом к беленой стене дома и что-то насвистывал, Феликс нервно расхаживал по тротуару, надвинув на самые глаза черную бейсболку.
Наконец бисерная занавеска качнулась, и на улицу вышел колоритный тип – смуглый кудрявый толстяк с бесформенным бабьим лицом и толстыми ляжками. Одет он был в белую хлопчатую арабскую рубаху. Цыгане оживились, подошли к толстяку, и снова начался тихий деловой разговор. Наконец соглашение было достигнуто, толстяк передал Феликсу большой бумажный пакет с логотипом «Макдоналдса», а цыган сунул ему в руки конверт.
Толстяк огляделся по сторонам и скрылся в ресторане, цыгане вернулись в микроавтобус.
– Ну, ребята, что вам удалось раздобыть? – поинтересовался Старыгин.
Франсиско вместо ответа приоткрыл пакет, продемонстрировав его содержимое. Вместо гамбургеров и жареной картошки в пакете лежали два плоских черных пистолета и коробка с патронами.
– Хорошие пушки! – проговорил Феликс, потирая руки. – Чистые, ни в одном деле не засветились, и номера спилены.
– Номера спилены – это факт, – подтвердил Франсиско. – А насчет того, что они чистые… конечно, Марокканец поклялся здоровьем своей матери, но ее давным-давно нет на свете, и я сомневаюсь, была ли у него вообще мать! Ну да ладно, как-нибудь обойдется. Нам нужно заехать в один магазин, и потом можем отправляться в замок.
Они заехали в небольшую лавку, торговавшую всякими хозяйственными принадлежностями, и Франсиско купил моток прочной веревки, пару десятков железных скоб и еще какие-то мелочи. На уличном лотке рядом с магазином он прихватил несколько бутербродов и большую бутылку колы.
Старыгин почувствовал, как он голоден. До сих пор он находился в таком бешеном круговороте событий, что было не до еды, но при виде бутербродов его желудок скрутила голодная судорога.
Франсиско честно разделил бутерброды на троих, и попутчики принялись за еду. Через десять минут Старыгин почувствовал себя гораздо бодрее.
– Нам нужно заехать еще в одно место, – сказал он, когда Франсиско включил зажигание и микроавтобус тронулся с места. – Мне нужно кое-что взять в пансионе, где я остановился.
Цыгане переглянулись.
– Там нет слежки? – озабоченно спросил Франсиско. –
– Надеюсь, что нет, – постарался успокоить попутчиков Старыгин. – Мне очень нужна эта вещь.
Франсиско не стал спорить и поехал к пансиону сеньоры Гонсалес. Микроавтобус остановился в переулке за пару кварталов от пансиона. Старыгин подошел к обитой гвоздиками двери и постучал в нее кованым молотком.
Дверь приоткрылась, хозяйка выглянула на улицу.
– Ах, это вы, сеньор! – воскликнула она с некоторым смущением. – Надеюсь, у вас все в порядке? Ваши проблемы с местной полицией утряслись?
– Никаких проблем! – заверил ее Старыгин. – Я должен ненадолго отлучиться по делам, но обязательно вернусь, так что оставьте комнату за мной.
– Конечно, сеньор! – госпожа Гонсалес посторонилась, пропуская его в дом.
Старыгин пересек внутренний дворик, наполненный божественным ароматом цветов и журчанием фонтана, и вошел в свою комнату. Закрыв за собой дверь и убедившись, что в окно его никто не увидит, он снова выдвинул на середину комнаты комод, взобрался на него и запустил руку за потолочную балку.
Древняя книга была на месте, и Дмитрий Алексеевич почувствовал какую-то странную радость – словно он снова встретился с близким человеком, которого долго не видел. Положив книгу в рюкзак, он привел мебель в прежнее положение и покинул пансион, сердечно простившись с хозяйкой и пообещав непременно вернуться завтра или послезавтра.
Цыгане нетерпеливо поджидали его. Как только Старыгин занял свое место, микроавтобус тронулся в путь.
– Далеко ли до этого замка? – спросил Старыгин, когда они выехали из города.
– Нет, недалеко, километров сорок, – отозвался невозмутимый Франсиско.
Однако эти сорок километров оказались самой ужасной дорогой, какую Старыгину когда-нибудь приходилось видеть.
Несколько километров от Ронды они проехали по приличной асфальтированной дороге, потом свернули на узкую грунтовку, петлявшую среди горных отрогов, а затем она превратилась в едва заметную тропу, вьющуюся по самому краю бездонной пропасти, поднимаясь все выше и выше по склону горы. Микроавтобус полз вперед с черепашьей скоростью, ширины тропы едва хватало, из-под колес то и дело сыпались камни, и Старыгину казалось, что еще секунда – и они сорвутся в бездну. Цыгане, однако, держались на удивление спокойно, и то переговаривались на своем языке, то пели на два голоса какую-то старинную тоскливую песню. Внизу, метров на сто ниже дороги, парил горный орел, высматривая в долине добычу.
Тропа забирала все круче вверх, мотор старенького автобуса надсадно ревел, то и дело грозя захлебнуться. На одном из бесчисленных поворотов правое колесо повисло в воздухе, автобус угрожающе накренился. Франсиско что-то крикнул по-цыгански, Феликс выскочил на дорогу и подтолкнул машину сзади. Автобус выровнялся и пополз дальше, прижимаясь к скале.
Дорога, точнее, козья тропа, по которой полз многострадальный автобус, сделала еще один поворот и наконец выбралась на ровную каменистую площадку. Впереди показалась высокая скала, на верхушке которой, как ласточкино гнездо, лепилось полуразрушенное каменное сооружение с зубцами по краю, больше напоминавшее развалины, чем человеческое жилище.