Хранитель детских и собачьих душ
Шрифт:
Жить!
Замдир включил любимую лампу, отодвинул шторку и расстегнул ширинку теплых, на ватине, брюк. Его избранницей последние несколько недель была загорелая блонди с высокой копной волос, уложенных башенкой, и игриво оттопыренной нижней губой. Замдир издал звук, похожий на урчание, и потискал своего младшего. Блонди глянцево усмехалась, потянувшись коленками к благодарному зрителю, но младший упрямился, не подавая признаков жизни.
Замдир расстроился. Неужели из-за одной рюмочки?! Он подумал: это старость. А потом: проклятая жизнь!
Шторка вновь была задернута, и свет погашен.
Замдир шел домой под
Вдруг замдир услышал звон, громкий, жестоко от-чет-ли-вый, словно по железной полосе порывом ветра пронесло тысячи осколков стекла.
Звон, визг и скрежет.
Замдир обернулся, отыскивая во тьме, заметаемой снежной завесой, источник мучительного звука. Он слегка присел на ноги, испуганный, ошарашенный, – и толстые уши шапки не могли ничем ему помочь.
Этот страх, это черное, засасывающее, безумное видение обрушилось на него: в прожекторном столбе луны вращались огромные собачьи фигуры – и тонкошеяя Найда, и девочка с белым пятном на лбу, и непримиримый Кокос, и ощерившийся, с высунутым смертной натугой языком Пират, – они перебирали лапами, убегая прочь от земли, но не стремились сбежать, а снежинки летели насквозь, и вьюга бомбардировала лунный свет, но делала его еще прочнее, монолитом, навечно впаянным в пустырь, – и замдир вмиг потерял все, что имел или надеялся, —
а вьюга жирела, клубилась, —
и звон, и визг, и скрежет!
Рукой подать до шахматной скуки огней многоэтажек, но их тоже может стереть вьюга, а пустырь незыблем – спящий вулкан, каменное сердце – и в вышине, под лунным теневым бочком, невидим, презрительный и нежный страж – разорванный ветром на трепет и вой, но грозный и бдительный часовой – хранитель душ собачьих и ребячьих.
Вивисектор
Артанки – человекообразные психоневрологические паразиты; существа, обладающие необычайно высоким интеллектом и беспредельным любопытством. Представляют угрозу для человека. Владеют способностью, легко входя в контакт с будущей жертвой, доводить ее (человека – жертву) до помешательства. Лабораторные опыты свидетельствуют о том, что артанки (название предложено Смитом Ларри, ведущим проконсультом Всемирного института Ограничения Аномалий в 2111 г. на Лозанской международной конференции нейролингвистов) каким-то образом изменяют частотность и «концентрирацию» мозговых импульсов, полностью блокируя отдельные участки мозга. При этом их цель – поглощение некой неопределимой физическими методами «энергии», которая в дальнейшем, накапливаясь в организме артанка, приобретает вполне материальное воплощение. О годовом цикле артанка см. стр. 319. О попытках исследования «энергосуществ» см. стр. 397. О знаменитых охотниках на артанков см. стр. 403. О зафиксированных контактах с артанками (4 контакта) см. стр. 301. По всей видимости, эта раса с древнейших времен развивалась параллельно с человеческой, однако до последнего времени никаких сведений о следах этих существ в мировой истории выявить не удалось.
!!! Внимание!!! Будьте бдительны! Не выходите из дома/офиса/автомобиля без сенсоблокатора! Встреча с артанком может стоить вам жизни!
…иже
Кап,
Кап,
Кап.
Монотонные удары о бетон. Посторонний приоткрыл тяжелые веки, брезгливо поморщился: вечно у людей какие-то проблемы, неполадки. Сырость, сквозняки, крысы, инфекции – порождение человеческой безалаберности, неаккуратности. Вкупе с хлипким, несовершенным эмоциональным аппаратом, подверженным постоянным встряскам любви, страха, тревоги, жалости и прочей шелухи.
Кто-то должен ответить за капающий кран, за нарушенный уют. Посторонний решительно поднялся и распахнул дверцу шкафа. В комнате было темно и холодно, даже студено. Посторонний неторопливо двигался, лавируя между угловатыми островками хлама – здесь были покореженные столы и стулья, сваленные дряхлыми горами, такого же вида тумбочки, ведра, остовы стенных шкафов и разрозненные ящики столов; на одном из островков возвышался здоровенный прохудившийся самовар, увенчанный для смеха бюстиком Ленина с облупленным носом.
Посторонний протянул руку к запертой двери – замок послушно клацнул и выпустил его в коридор. В коридоре тоже было темно – четвертый, последний этаж института не освещался по той причине, что здесь не было людей, а только складские помещения. В следующем году склад собирались перенести на первый этаж – так и удобнее, но руки пока не доходили.
Институт являлся тем ущербным монстром, что и многие институты в его положении: финансирования почти нет, большинство кабинетов вынужденно сдается под разные частные лавочки. Фактически, нетронутым оставался до сих пор только первый этаж и подвалы института, в которых помещались разрозненные осколки лабораторий. Наука упорно цеплялась за родные стены, вздыхая и всхлипывая, а остальные этажи были заняты фирмачами: ООО «Алевтина», ООО «Уют», ООО «Старт», ООО «Темп» и еще штук десять таких же скороспелок. Востроглазые толстые румяные мальчики в кричащих пиджачках насмешливо поглядывали на обшарпанных ученых мужей, слегка придавленных годами; от их взглядов хотелось втянуть голову в плечи, ученые еще больше сутулились, мрачнели. Горделивая когда-то алая вывеска над крыльцом, гласившая «Областной институт крови», еще напоминала о былом величии сего заведения, но стены ветшали, слезились сыростью, осыпались кусками штукатурки.
Вот такое помещение, сыроватое и мрачноватое, наполненное более предметами, чем людьми, и привлекло внимание Постороннего, когда он искал место для зимовки. Осенне-зимний сезон надлежало провести в максимальном комфорте, не беспокоясь о возможных досадных случайностях – метаболизм Постороннего претерпевал существенные изменения; день ото дня он становился все более мрачен, неуклюж и с трудом контролировал свои настроения, переменчивые сейчас, как у людей. За лето он неплохо потрудился – на его счету значились пятеро; теперь их надлежало переварить в покое и уюте.
Охота на людей требовала изящества и изобретательности; обработка добычи – времени, спокойствия, сосредоточенности. Людское «шань», подобно кипящему супу, бурлило, клокотало внутри; и нужна была мудрая осторожность, чтобы сохранить, не расплескав, то, что получил.
На третьем этаже горел свет; сонно елозил тряпкой одинокий уборщик. Посторонний подошел ближе и некоторое время стоял, рассматривая грустного человека, отрешенно толкавшего швабру вдоль коридора. В мозгу его шевелились мысли о жене, теперь уже бывшей жене, о разводе, об истеричном скандале с пеной у рта, о потухших глазах маленькой дочки. Посторонний пролистал его мысли и, пожав плечами, ушел.