Хранитель истории
Шрифт:
Но не сегодня. Сегодня он сидел с газетой «Нью-Йорк Ньюз» и перечитывал свою статью об убийстве в гостинице. Он был очень горд своей работой – статья попала на первую страницу! Теперь его карьера просто обязана пойти в гору. Когда-нибудь он обязательно станет известным редактором, вроде Джозефа Пулитцера, накопит денег, приобретёт всю эту газетенку «Нью-Йорк Ньюз» и выведет её на такой высокий уровень, что она с легкостью составит конкуренцию «Таймс». И, быть может, потом, когда он станет таким же богатым и уважаемым, как Пулитцер, создаст свою собственную литературную премию.
Дэнни видел в этом смысл своей
А он и правда мог изменить мир.
Только он еще не догадывался, что изменить его ему предначертано совсем другим способом.
– Вы автор этой статьи? – раздался голос за спиной Дэнни.
Молодой человек выбрался из своих грёз и глянул через плечо. За соседним столиком сидел мужчина в теплом сером пальто и шляпе, которую отчего-то не снял в помещении. У него было продолговатое лицо, проницательный взгляд, большой нос и сжатые в тонкую линию губы. На столешнице, рядом с чашкой кофе, лежал кожаный портфель, на котором громоздилась внушительная кипа бумаг.
– Как вы догадались? – удивился Дэнни.
– Я здесь сижу уже минут пятнадцать, и все это время вы сверлили взглядом первую страницу, загадочно улыбаясь. Да и ваш фотографический аппарат говорит о том, что вы репортёр.
– Ах, да, – пробормотал Дэнни. – Просто впервые попал на первую страницу.
– Понимаю, – кивнул мужчина. – Какое-то время я работал в «Нью-Йорк Таймс». До сих пор помню, как меня отправили на Бродвей караулить вора, который снял пустой магазин и прорыл от него туннель до Сберегательного банка Бауэри. Не очень удачно, правда. Туннель обрушился, и вор оказался в ловушке, представляете? Я засел в кафе неподалёку и каждые полчаса бегал к телефону, чтобы докладывать в офис о том, как продвигается спасательная операция.
– Правда? – удивился Дэнни. – Это было давно?
– Лет двенадцать назад.
– А вы?..
– Максвелл Перкинс, – сообщил мужчина, протянув ему руку.
– Дэнни Готтфрид, «Нью-Йорк Ньюз», – машинально представился Дэнни и пожал его руку. – Вы сказали, что работали на «Таймс». А сейчас не работаете? Извините, если это не моё дело, но я все думаю, смогу ли стать чем-то большим, чем обычным репортером.
– Конечно, сможете. Главное упорство. Я сейчас работаю книжным редактором в издательстве «Charles Scribner's Sons», работаю с книгами, и эта работа мне очень нравится.
– Подождите. То есть в том издательстве? – Дэнни нервно усмехнулся и указал рукой на окно, за стеклом которого был виден уголок элегантного десятиэтажного здания. На одной из его стен, которая смотрела на 48-ую улицу, красовалась огромная надпись:
CHARLES
SCRIBNER'S
SONS
PUBLISHER
AND
BOOKSELLERS
FOUNDED 1846*
– Да, – кивнул Максвелл Перкинс.
– Вы же тот, кто выпустил книгу «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда! – вдруг осознал Дэнни, и глаза его загорелись неподдельным восторгом. – Точно-точно! Я слышал про вас! Эта книга… она так меня впечатлила! Я ведь тоже учился в Принстоне.
– Да, роман написан молодым автором о молодом поколении. Эта книга – портрет современной американской молодежи. Ваш портрет, мистер Готтфрид.
– Портрет поколения, которое спешило отправиться на войну и которое вернулось с нее совсем не таким, каким уходило, – чуть слышно проговорил Дэнни. – Знаете, после войны я был в глубокой депрессии. Я там много всего повидал, и мне хотелось просто забыть все это, вырвать из памяти. Но все же я смог осознать простую истину – я все еще жив. И все, что мне остается, это жить. Жить за тех, кто этого уже не может. Жить и делать то, что хочется. Я люблю газеты и, черт возьми, я счастлив, что жив и могу с ними работать!
– Вы удивительное поколение, – вдруг сказал Перкинс. – Вы молоды, но уже понимаете много больше любых этих консервативных мужей, с которыми я сейчас работаю. Вот сколько вам лет, мистер Готтфрид?
– Двадцать три.
– Всего двадцать три!
– А я уже чувствую себя стариком, – заметил Дэнни.
– Я вас понимаю, – признался редактор. – Тоже чувствую себя стариком, но потому-то, наверное, и не пошел добровольцем на фронт. А вы что-то пишите? Я имею в виду, помимо репортажей для газеты. Быть может, вы захотите рассказать о войне?
– Ну, нет, – категорично ответил Дэнни. – О войне я писать не хочу. Не хочу возвращаться в прошлое. Лучше жить настоящим, оно ведь гораздо лучше. Разве что, нет легального алкоголя. Но эта проблема решаема.
– Как знаете, – ответил Перкинс и откинулся на спинку стула. – Но если передумаете, можете послать свои работы нам.
– Спасибо за предложение. Но вряд ли я передумаю.
***
Дэнни вернулся в свою квартиру, бережно держа свёрток газеты, будто тот был редкой фарфоровой вазой. Было раннее утро, мама должна была уже проснуться, а Дэнни ещё и не ложился спать. Всю ночь он просидел в офисе, ожидая, когда напечатают газеты. И вот один из первых экземпляров, с которым он уже успел посидеть в кафе, он принёс домой, чтобы оформить его в красивую раму и повесить на стену.
– О Боже, Дэнни, поздравляю! – вдруг раздался голос мамы. Она выпрыгнула из гостиной и накинулась на сына с объятиями. – Я уже прочитала статью. Первая страница! И фотография! Просто невероятно!
– Спасибо, мам, – промямлил Дэнни, пытаясь от неё отстраниться. Обниматься он не очень любил.
Луиза Готтфрид была француженкой. Много лет назад во время путешествия по Европе она познакомилась с немцем – Дирком Готтфридом, отцом Дэнни. Какое-то время они жили в Праге, потом в Париже, а потом, когда Дэнни исполнилось пять лет, переехали в Нью-Йорк, где Дирк неожиданным образом оставил семью. Погиб он или просто сбежал – Луиза не знала. Он просто вышел из дома и не вернулся. Луиза искала его, горевала и не знала, как дальше быть. У неё был маленький ребёнок, о котором она должна была заботиться, и это было, наверное, единственным, что помогло ей не сломиться. Она посвятила свою жизнь Дэнни и делала все, чтобы ему доставалось все самое лучшее.