Хранитель истории
Шрифт:
— И все же это очень глупый поступок. — Эдвард покачал головой, глядя на паренька. — Я имею в виду — спасать Линкольна. Против Линкольна был целый заговор, его убийство планировалось давно. Однажды на него даже совершили покушение. Так или иначе, его все равно бы убили — не Бут, так кто-нибудь другой. Я даже готов поспорить, что он прожил не так долго после этого спасения.
— Ты прав, — согласилась Жаклин, очевидно, проверяя новую историю в интернете. — Он прожил около двух недель, а потом его… убили.
— Но он все равно должен умереть здесь и сейчас. — Эд снова подобрался к Буту и проверил, в каком тот
— А может, пусть так оно и останется? Дадим президенту пожить ещё немного, что в этом плохого? — предложила Жаклин. — История ведь изменилась не так сильно.
— Исключено, — хрипло возразил Жиллен. — Мы сохраняем историю такой, какая она должна быть. Хоть я этого и не помню, но если Линкольна убили в этом театре, то он должен быть мертв в этом театре. Прямо сейчас.
Эдвард задумался. Жиллен прав. Даже малейшее изменение в истории может повлечь за собой разрушительные последствия. Он всегда твердил, что нужно помнить об эффекте бабочки. Эд был уверен, что история поменялась гораздо сильнее, чем считает Жаклин. Об этом событии было создано столько книг, столько фильмов, столько исследований. Может, какой-нибудь прославленный историк начал свою деятельность именно с исследования об убийстве Линкольна. Может, новая версия убийства его уже не привлекла и он не стал ее исследовать, может, из-за этого он не стал прославленным историком и не написал кучу книг, которые перевернули представления об истории у других людей. Жизненные пути многих могли поменяться, возможно, поменяться кардинально… Нет, Линкольн должен умереть прямо сейчас, как и было написано во всех учебниках по истории.
— Но уже поздно, — сказала Жаклин. — Бут без сознания. А времени уже точно больше 22.15.
— Ещё не поздно, — ответил Эдвард.
В его голосе прозвучала какая-то жуткая решительность, от которой ему самому даже стало жутко.
— Что ты удумал? — едва слышно спросила Жаклин.
Жиллен же никак не комментировал. Эд был уверен, что тот уже все понял и, более того, был с этим согласен.
Эдвард вытащил из-под пиджака свой пистолет и щелкнул предохранителем.
Если Линкольна застрелит не Бут, история, конечно, тоже изменится. Но это должно произойти, потому что если Линкольна не застрелят сегодня, то история поменяется ещё сильнее. Может, сейчас уже нельзя вернуть историю в точности такой, какая она была, но сделать максимально похоже ещё есть возможность.
— Нет… — Раздался слабый голос Жаклин. Похоже, и она наконец поняла, что Эдвард собирается сделать.
— Я должен, — ответил он. — Кроме меня это сделать все равно больше никто не сможет.
— Стой!..
Но Эдвард уже отключил наушники. Сейчас ему совсем не нужен был координатор. А может, ему просто не хотелось, чтобы племянница стала свидетельницей чего-то ужасного.
***
Джон Уилкс Бут вошёл в театр Форда около 22.07 и поднялся по винтовой лестнице. Он двигался тихо и медленно, буквально скользя вдоль стен. Около белой двери, ведущей к ложам, сидел Чарльз Форбс, лакей Линкольна. Никакой охраны не было. Говорят, что телохранитель президента сидел в пивной вместе с его кучером. Бут вручил лакею свою визитку и благополучно переступил порог, подперев дверь с обратной стороны заранее принесенной ножкой от музыкальной подставки. Затем Бут подошел к двери президентской
В президентской ложе началась суматоха. В тот день там находилось четыре человека: Авраам Линкольн, его жена Мэри Тодд Линкольн, майор Рэтбоун и его невеста Клара. Первая леди истошно кричала. Майор бросился на Бута и попытался его задержать, но тот полоснул его ножом по левой руке и махнул через ограждение на сцену. Во время прыжка он зацепился за украшение в виде американского флага и сломал ногу. Однако, несмотря на это, поднялся и обратил взор к ошалелой публике, которая не понимала, является ли это частью представления или нет. Бут поднял окровавленный нож над собой и провозгласил:
— Sic semper tyrannis!
Такова участь тиранов.
Девиз штата Вирджиния.
Некоторые считают, что он воскликнул нечто вроде «Свобода Югу!». А, возможно, и обе этих фразы. С точностью установить не удалось, потому что показания свидетелей разнились.
Как бы там ни было, когда сообразили, что именно произошло, Бут уже похромал за сцену и практически беспрепятственно скрылся.
Его обнаружили только к концу месяца, 26 апреля. Амбар, в котором Бут прятался, подожгли, чтобы заставить его выйти. Когда он вышел, то его смертельно ранили в шею. Умирая, он сказал очень сомнительную вещь:
— Передайте моей матери, что я погиб, сражаясь за свою родину.
Такова была реальная история. Эдвард знал об этом событии очень хорошо. В своё время ему довелось прочитать кучу книг о Линкольне и посмотреть много документальных фильмов. Линкольн был его любимым президентом. Кто бы мог подумать, что теперь Эдварду придётся стать частью этих событий и застрелить своего кумира. Мог ли он вообразить для себя более ужасную участь?..
Впрочем, Эдвард не сильно раздумывал — у него на это не было времени. Линкольн должен был быть мертв ещё десять минут назад, поэтому затягивать больше было нельзя.
Вообразить президентскую ложу оказалось проще простого, Эдварду даже не пришлось смотреть картинки в часах. Через мгновение он уже стоял рядом с белой дверью, а перед глазами маячил затылок Линкольна с растрёпанными серыми волосами.
Тут стало жутко. Все это показалось каким-то бредовым сном. Но во сне от волнения не бегают ледяные мурашки и в висках не стучит так, точно кто-то бьет рядом по наковальне.
Эдвард поднял пистолет и прицелился Линкольну в затылок.
Выстрелить — и все.
В теории это казалось не так сложно. Но на практике стрелять в голову человеку, которым восхищался всю жизнь, было просто чудовищно.
История есть история. Да, в ней есть место жестокости, но это история. Он поклялся её хранить, какой бы ужасной она ни была, а значит, должен был сделать то, ради чего сюда явился.
Руки вспотели и пистолет едва не выскользнул. Эдвард снова прицелился и положил палец на спусковой крючок.
Видел ли он раньше смерть? Ещё как. Приходилось ли ему убивать? Никогда. Хотелось ли этого ему сейчас? Ни в коем случае. История историей, но это убийство, которое теперь останется на его совести.