Хранитель ключа
Шрифт:
Аристархов, задумчиво махнул рукой:
— Можешь быть свободен… Скажешь, что я распорядился тебя накормить.
Когда пленный ушел, снова молчали. Аристархов все так же думал, глядя куда-то в угол. Клим поднялся и прошелся по избе, остановился у окна.
Проговорил:
— Надо распорядиться все же пустить его в расход. Только не стрелять, конечно, а приказать кому-то его тихо удавить.
— Нет! — Аристархов был так категоричен, что Чугункин вздрогнул.
Комбат не просто возражал, он ставил точку.
Но
— Мы же не клялись…
— Хуже! Мы ему дали слово. Что будет, если нашим словам никто не будет верить?
— Ну он же наверняка бандит! Его, вероятно, есть за что расстрелять.
— Вероятно, расстрелять всех есть за что. Меня — за происхождение, за мои погоны. Вас — за то, что Вы сегодня утром бежали с поля боя.
Это был удар ниже пояса — Чугункин ожидал, что утренний бой забыт. Хотя Клим и подготовил контраргумент, к данному времени тот забылся. Пришлось вспоминать его:
— Но бежали все!
— Бежали все! Но после команды! И кроме вас, все бежали в нужную сторону!
Чугункин замолчал, подбирая нужный довод, но Аристархов махнул рукой:
— Лучше скажите, что будем писать в рапорте об операции. Почему ушел неприятель?
— Ну что-нибудь придумаем, — пожал плечами комиссар. — скажем, что не успели полностью окружить и противник выскользнул в щель.
— Я этого не подпишу.
— Отчего?
— Оттого, что это ложь. Скажите, вы, что государство рабочих и крестьян тоже на лжи строить будете?
Комиссар, было, потянулся к револьверу, но вспомнил — комбат выхватывает свой «Кольт» гораздо быстрей, и стреляет лучше. По событиям нынешнего дня, он мог запросто пристрелить комиссара, заявить, что последним овладели демоны. И целый батальон подтвердит: да, в этот день происходило непонятно что.
Приходилось искать иные пути.
— А что писать-то?
— Правду. — отрезал Аристархов. — что же еще?
— Да после нее нас за умалишенных примут!
— Пусть меня лучше примут за умалишенного, нежели за преступника, который упускает бандитскую сотню…
Аристархов оказался верен своему слову: написал такой доклад, от которого кто-то смеялся, кто-то крутил пальцем у виска. Рапорт Евгения, сочиненный к тому же хорошим, грамотным языком переписывали и давали читать друзьям, разумеется под строгой тайной.
Чугункин вовсе вывернулся серым волком: сначала он вовсе долго никакого объяснения действий батальона не давал. Но когда его все же прижали, выдал на гора очередной шедевр — на сей раз крючковоротства. Объяснения были написаны настолько обтекаемо, что установлению истины не способствовали совершенно никак.
Разумеется, и комбата и комиссара взяли на карандаш, начали расследование. Однако, все свидетели-красноармейцы или ничего не видели, или подтверждали слова комбата. Единственный пленный
До особого решения и Клима и Евгения отстранили от работы в батальоне. Он получил нового командира и комиссара.
Климу доверили партийную ячейку на местном заводишке, Евгений стал инструктором физкультуры в местном пехотном училище.
Казалось, на их карьере можно было поставить крест.
Хотя в училище Аристархов друзей так и не нажил, в дежурства старался заступать вместе с пулеметным инструктором.
Тот хоть и был известным отшельником, Евгения не избегал.
Они сидели вдвоем, но каждый сам по себе. Пили водку без закуски, без тостов и даже в разнобой. Оба старались не смотреть друг другу в глаза.
Этого инструктор очень не любил.
Лицо у того было исполосовано жестокими сабельными шрамами. Как потом узнал Евгений, таковых у коллеги имелось двадцать семь штук. Не хватало уха, трех пальцев и глаза.
И инструктору вместо прагматичной черной повязки выдали глаз фарфоровый. Вероятно, причиной тому была вечная усталость учителя пулеметного дела, но взгляд фарфорового глаза был намного пронзительней, нежели взор живого ока.
Во время порывов между занятиями вдвоем выходили на улицу, всегда на одно и то же место. Инструктор, чье имя история не сохранила, курил. Евгений просто стоял рядом. Иногда за весь перерыв не произносили ни слова.
Это была странная пара, не менее странным было место их прогулок.
Маленький дворик здания, в котором размещалось пехотное училище, с трех сторон был огражден высокими стенами.
Светило еще яркое осеннее солнце, и вроде в дворике можно было бы погреться… Однако прямо в створ между стенами дул ветер.
Казалось: ветре должен дуть во двор не чаще чем раз в дня четыре или же того реже. Ведь кроме ветров северных и южных, западных и восточных, бывают ветра, скажем, на юго-восток. Случаются и вовсе дни безветренные.
Но нет. Каждый день в дворике дул ветер.
Может быть, дело было в улочках этого городка — в любую погоду они разворачивали ветер в пространство между корпусами училища. Хотя скорей, виной тому был какой-то странный местный закон природы: ибо ветер выл во дворике даже когда во всем городе стояла абсолютная тишь.
Потому в дворик народ обычно не собирался наоборот, все обходили его стороной или старались пройти быстрей, подымая воротник.
Уже неизвестно, зачем выходил во двор инструктор пулеметного дела… А Евгению этот бесконечный ветер отчего-то был симпатичен.