Хранитель ключа
Шрифт:
— А все-таки, мож дадите мне по старой памяти пару советов? Чему вас там учили?
Улыбка Евгения стала еще печальнее:
— Меня, братец, не для гражданской войны учили. А на гражданской войне обычные законы не срабатывают. Один воевал без резервов, победил, отстоял город — молодец. Второй в абсолютно такой же ситуации проигрался, его зарубили — уже через неделю о таком никто не вспомнит.
— Во-во! Про резервы и всякое такое! Может, книжку какую посоветуете почитать? Я ноне грамотный!
— Да какая там книжка… Нынче резерв —
За соседним столом кто-то хвастался:
— Из этого нагана я убил министра временного правительства. Надо его в музей снесть! Дабы поколения светлых времен смотрели на энто революционное, красное оружие!
Старичок, похожий не то на ходока, не то паломника к Гробу Господнему отвечал:
— А разве в министре было какое зло?
— Ну а как же! — искренне удивлялся убийца. — это же был министр! Кровопийца! Буржуй!
— А чего это был министр?
Убийца пожал плечами: сие было ему неизвестно: вероятно то был владелец какого второразрядного портфеля.
— А может, то министр был образования или там главный над лекарями. Может, он всю жисть о народном благе пекся, как Плевакий?
…Новоиспеченный комбат сделал глоток пива, спросил:
— Так что, о гражданской войне нет книг?
— Боюсь, что есть… — ответил Аристархов.
И отхлебнул из своей кружки. Казалось, что там не пиво, а вода, которой мыли бочки из-под пива.
— И как она называется? — оживился денщик.
— "Апокалипсис"… — и наклонился над столом так, что его середина оказалась где-то под животом. — Мне тут историйку рассказывали… Была тут атака беляков недалеко. Половина красного батальона разбежалась, дезертировала. И что делают с другой половиной? Отдают ее под суд ревтрибунала! Где логика-то? Их-то за что, они ведь не побежали!!!
И, сообщив тайну, вернулся на свое место.
К ним подошел усталый солдат в серой шинели и папахе с красной ленточкой и винтовкой. На штыке последней сквозняк трепал квитки:
— Предъявите ваши мандаты! — потребовал человек с ружьем. — Кто вы такие?
— Никто. — отвечал Евгений, уже знакомый с местными правилами.
— Как это? — удивился солдат.
— Нас здесь нет. Мы плод твоего воображения.
— А-а-а… — зевнул солдат и побрел далее.
Как ни странно, пиво хмелило… И Аристрахов выражался не то чтоб сдержано:
— Ну вот, положим, сделают большевики танк. Бронелохань то бишь… В него посадят механика-водителя, стрелка, командира и десять комиссаров. Ну и скажи, кто будет сторожить сторожей?
— Каких еще сторожей? — Удивился денщик.
— Комиссаров…
И запоздало Аристархов замолчал и прикусил язык. Его ординарец был самого востребованного ноне происхождения, а именно рабоче-крестьянского.
Самому Аристархову с происхождением повезло меньше. Вернее не повезло вовсе.
— А вообще… — ответно
— Ну и бежал бы… — ответил Евгений, отворачиваясь от его хмельного дыхания.
— Да куда мне с моим суконным рылом… — ординарец выглядел откровенно расстроенным. — А, в самом деле… Отчего бы вам не рвануть?
И тут Аристархов ответно навис над столом так, что ухо ординарца оказалось рядом с его устами. Прошептал:
— Потому, что у меня нет иной родины кроме армии. Я — еврей…
Затем вернулся на свое место, сообщил:
— Ладно, пойду я… Нет времени, дела…
Он врал: и дел у него не было, и время свободное он мерил днями. Но отчего-то хотелось быть одному, хотя и осточертело уже одиночество…
Для своих сослуживцев по армии царской, он был евреем. Для евреев же — предателем, выкрестом…
Вышло так: семья, где родился Михаил, отец Евгения, была бедной. Мало того, она была бедной еврейской семьей, и Михаил изначально звался Мойшей. Даже Мойше Левинзоном.
На еврейскую общину тогда налагалась повинность: сдать в рекруты столько-то детей. За мальчишку Мойше было некому заплатить выкуп, и он попал в армию. Без спроса был крещен, стал Михаилом, записан в кантонисты, то есть в число детей, закрепленных за ведомством военным. Крещение изменило не только имя. Евреи-кантонисты лишались и своих прежних фамилий. Новые же приобретали по месту крещения, по имени ныне здравствующего императора, по имени крестного отца. Левинзона переименовали по имени полкового священника — он стал Аристарховым…
Отец его служил, как водится, тяжело: начал рядовым, затем прошел всю унтерскую лесенку. И уже с седыми волосами получил чин подпоручика, затем поручика. То есть стал офицером, "его благородием". Мало того, последний чин давал право на потомственное дворянство.
Своего сына Михаил тоже крестил, и отдал в юнкерское училище. Ведь если задуматься, в армии не так уж и дурно. Во всяком случае, довольно недорого…
В старую веру, разумеется, не вернулся и сам: а что с нее проку, если бывшие единоверцы сдали Мойше-Михаила в рекруты…
Когда в революционном году с офицеров начали срывать погоны, иногда вместе с головами, Аристархова долго не трогали. В полку образовался совет, но на власть командира он не посягал. Затем солдатам стало будто совестно: выходило словно они несознательные.
И они пришли к офицеру, потупив глаза, но с винтовками.
Аристархов все понял, сказал, что погоны спорет сам. Но оружие не сдаст: великолепный американский «Кольт», купленный своим коштом и кортик с лентой Анны третьей степени. Впрочем Анненский бант, в простонародье именуемый «клюквой», был цвета вполне революционного, красного.