Хранитель лаванды
Шрифт:
— Вы же знаете, что он убежденный нацист, — промолвил Люк, кивнув на Клауса, и с облегчением услышал, что голос его звучит ровно.
— Да. В Германии таких много, — отозвался Килиан. — Но я эту свинью не боюсь.
— Почему? Надеетесь, связи с Сопротивлением и союзниками помогут вам спасти шкуру?
— Нет, Равенсбург, я не надеюсь уцелеть, хотя я с самого начала был против войны, а сейчас предаю свою родину. Учитывая, как все обернулось, смерть для меня — наилучший вариант.
— Желаете
— Хочу обрести покой, — тихо ответил Килиан. А потом кашлянул. — Я просил, чтобы Лизетта пришла с вами. Как она?
Люк вздохнул: вот они и дошли до главного.
— Все, что вы хотите сказать ей, можете сказать мне.
— Вы понятия не имеете, что я хочу ей сказать, — возразил Килиан.
— Я не счел нужным вовлекать ее в происходящее. Впрочем, я и сам ее давно не видел.
Намек попал в цель. Килиан вздрогнул и пристально посмотрел на Люка.
— Как так?
— Я сражался при Мон-Муше.
— Завидую.
— Я не боец, я всего лишь выращиваю лаванду. Если уцелею, то снова этим и займусь.
— Тем более завидую. Равенсбург, скажите… Клянусь, я никому не повторю…
— Клятва немецкого офицера, собирающегося сдать Париж?
Килиан холодно улыбнулся.
— Клятва человека чести.
Люк кивнул.
— Продолжайте.
— Вы — тот самый Боне, о котором говорил фон Шлейгель?
У Люка словно вскрылась старая рана. Он давно не позволял себе думать о Вольфе.
— Да. У меня к нему личный должок. День расплаты придет.
Килиан сузил глаза.
— Надеюсь, что так, — искренне заметил он. — Однако Боне — еврейская фамилия?
Люку не хотелось обсуждать это с немецким полковником. Однако в Килиане было что-то такое… В другое время и другом месте они бы могли стать друзьями.
— Мои родители из Баварии. Отец погиб, сражаясь за Германию, мать умерла после родов. Я родился в Страсбурге. Меня усыновила еврейская семья на юге Франции. Они растили меня как сына. Я любил их, как вы, возможно, любили вашу семью — и я своими глазами видел, как полиция уволокла их прочь, до смерти избив мою бабушку.
— Вы знаете, где они? Возможно, я сумел бы…
— Я не нуждаюсь в вашей жалости, полковник. Вы спросили меня, кто я. Я вам ответил. Что до Лизетты, я не позволю вам встретиться.
— Вы в своем праве. Я хотел еще раз увидеть ее… Извиниться.
— За что?
— Это касается только нас с ней. Она знает о нашей встрече?
Люк покачал головой.
— Что ж, — печально протянул Килиан и откашлялся. — Итак, перейдем к делу. Генерал фон Хольтиц хочет начать диалог с союзниками.
— Продолжайте.
Сильвия была права.
— Он намерен поторопить их. Немецкий гарнизон рвется в бой, фон Хольтицу их не удержать. Он изо всех сил старается уберечь Париж от разрушения. Гитлер
— Мы не можем вас защитить, — прорычал Люк. — Это не…
— Мы не ищем защиты, — оборвал его Килиан. — Я пытаюсь предотвратить резню. Мы лучше вооружены, лучше экипированы, лучше организованы. Если начнутся уличные бои, массовых жертв не избежать. Послушайте моего совета — уведомите подпольщиков, уймите истерию, дайте фон Хольтицу шанс заключить перемирие. Он сейчас проводит переговоры со шведским послом в Париже. Ваша с Лизеттой помощь будет очень кстати. Вы согласны?
Люк кивнул.
— Хорошо. Предупреждаю, коммунисты настроены решительно. Они хотят приписать победу себе и захватить власть в Париже до прихода союзников.
Килиан презрительно фыркнул.
— История перепишет страницы, как ей угодно. Но помните, пожалуйста, что немецкие войска незамедлительно отреагируют на нападение. Генерал фон Хольтиц не сможет их сдержать.
— Понимаю. Мы сделаем все, что в наших силах. Где вас найти? Держать связь непросто — наши люди перерезают провода по всему городу.
Килиан кивнул.
— Посмотрим, что у вас получится. Я живу в отеле «Рафаэль». Вас подвезти куда-нибудь?
— Нет, спасибо, я пешком.
— Удачи, Равенсбург, — пожелал Килиан. — Благодарю вас.
— Я не могу ничего обещать, — напомнил Люк.
— Достаточно уже того, что вы согласились.
Да, Килиан — потрясающий человек! Как жаль, что он — немецкий офицер!
— Кстати, вы участвовали в покушении на Гитлера? — внезапно спросил Люк. — Лизетта верно догадалась?
— Да, я был участником заговора, — подтвердил полковник.
Люк наклонил голову в невольном жесте почтения.
— Выходит, мы на одной стороне.
Килиан печально улыбнулся.
— Жаль, что мы враги.
Люк отворил дверцу автомобиля.
— Что ж, одно у нас точно общее.
— И впрямь. Хотя победитель может быть только один… В любви — как на войне. Пусть победит достойнейший.
— Решать ей.
Люк захлопнул дверцу машины и зашагал прочь.
37
Предводителям Сопротивления не удалось сдержать нарастающий гнев несметного множества подпольщиков. Коммунисты призывали к всеобщей мобилизации партизан и настаивали на вооруженном восстании в Париже.