Хранитель лаванды

Макинтош Фиона

Прощай. С.»

Люк смял листок в кулаке и застонал.

Часть 4

31

Перед тем как уехать с Килианом, Лизетта оставила в условленном кафе шифрованное послание для Плейбоя. Она уезжает с полковником, примерно на месяц, на связь выйдет при первой возможности. Она неохотно признала, что ее легенда слегка скомпрометирована, но заверила, что в целом все в порядке.

Килиан

поговорил с Вальтером и все уладил. Они с Лизеттой покинули Париж в середине мая. Казалось, с тех пор прошел лишь короткий миг — но на дворе уже стоял июнь. Куда же пропало время? Кануло в недели благословенного бегства от реальности. Отправляясь в долину Луары, Лизетта не сумела попрощаться с Люком. Впрочем, наверное, это было к лучшему.

Между ними с Люком все произошло стремительно, зато теперь, оказавшись вдали от него и физически, и морально, она сумела всецело сосредоточиться на задании. Однако рассудительности мешало смятение чувств, как будто бы в ней одновременно уживались две совершенно разные Лизетты. Одна любила Люка, зато другая без тени сожаления попросила Килиана взять другого водителя и даже в самые спокойные минуты не позволяла себе думать о молодом подпольщике. Она отвела ему уголок в самой глубине сердца, сама же исправно играла при Килиане роль переводчицы днем и любовницы — ночью.

По меркам Лондона, она идеально исполняла задание: успешно внедрилась в жизнь полковника. Но правда состояла в том, что она самым постыдным образом провалилась, подвела всех, кто на нее рассчитывал. За эти недели она так и не узнала, существует ли заговор, не говоря уж о том, замешан ли в нем Килиан. Чутье подсказывало: заговор существует, полковник в нем замешан, — но одного чутья было мало. Добыть сведения быстрее не представлялось возможным: сперва надо было отдалиться от подозрений гестапо, от потенциальных связей со шпионажем, а особенно — от Лукаса Равенсбурга.

Маркус являл собой другую, ничуть не менее серьезную проблему. Чем ближе Лизетта узнавала его, тем отчетливее понимала: опасность, о которой твердил Люк, грозит не столько ей самой, сколько ее сердцу. С каждым прошедшим днем, с каждой сладостной ночью она все сильнее и сильнее привязывалась к полковнику — и ничего не могла с этим поделать.

Дни сливались в недели. Работая бок о бок с Килианом, деля с ним кров и постель, Лизетта ощущала, как он постепенно расслабляется, начинает ей доверять. Чтобы успокоить былые подозрения, она говорила с ним обо всем на свете, кроме работы.

Он любил ее, теперь Лизетта в этом не сомневалась. Он не говорил ей слов любви, но она знала это наверняка, как вкус его кожи, золотистые кончики ресниц и смешливые морщинки у глаз. Маркус, даже охваченный счастьем обладания, оставался предельно сосредоточенным — он ни на миг не прекращал наблюдать и анализировать. Лизетта никогда не забывала об этом. И все же он любил ее: любовь звучала в его смехе, светилась в голодном взгляде светлых глаз, неотступно следящих за Лизеттой. Его губы принадлежали ей безраздельно и каждую ночь, под покровом темноты, осыпали Лизетту страстными поцелуями.

За пять недель ей удалось то, что не смогли другие женщины за долгие годы. Маркус рассказывал ей о своей бывшей

невесте, Ильзе. Полковник Килиан, чье сердце завоевала Лизетта, оказался воплощением страсти — он со страстью относился к солдатам, которых вел в бой, к Германии, к искусству — и даже к шоколаду. А страстнее всего он относился к Лизетте.

Это пугало девушку больше всего. Три недели они с Маркусом провели в отрыве от реальности, но теперь им пришлось вернуться в оккупированный Париж со всеми его правилами, красными флагами, нацистскими приветствиями и жесткими ограничениями.

Поздняя весна в провинциальной Франции оказалась волшебной сказкой. Они с Маркусом много смеялись, путешествуя по живописным дорогам. Маркус водил Лизетту по магазинам, купил ей несколько летних платьев, выгодно подчеркивающих фигуру. Она рассказывала ему про детство и юность — и словно бы пережила очищение, получив возможность вслух вспоминать замечательного отца, красавицу-мать и их трагический конец. Она плакала в объятиях Маркуса — впервые с тех пор, как ей сообщили о смерти родителей, — а он поцелуями осушал ее слезы. Со смесью раскаяния и острого удивления Лизетта осознала, что не сумела уберечь свое сердце — сама того не желая, она все сильнее влюблялась в Маркуса Килиана. Подъезжая к Парижу, она вся трепетала от страха перед скорой разлукой. Ужасно было осознавать, какое место в ее жизни занял Килиан и его любовь — крепкая и надежная.

Мысли о задании тяготили Лизетту. Необходимость играть роль поддерживала девушку, придавала ей силы и мужество, способность забыть об условностях и ограничениях. Она нашла в себе новую Лизетту — веселую и проказливую, чувственную и лукавую — и была уверена, что эта новая личность надежно защитит ее подлинные чувства. Но Килиан, как и Люк, непостижимым образом сумел пробраться под эту броню: его неотразимое обаяние, нежность и щедрость в любви, все его достоинства безошибочно прокладывали путь к ее сердцу.

Но там обитал Люк: безмолвный, печальный, терпеливый. Там, в глубине сердца, Лизетта хранила его. Там он принадлежал только ей. И теперь, когда автомобиль Килиана въехал в Париж, ей чудилось, будто все вокруг окутано ароматом лаванды.

— Чувствуешь аромат?

— Брюквы-то? — пошутил Килиан, хотя Лизетта видела, что ему самому ничуть не смешно.

— Нет, лавандой пахнет.

— Она осталась далеко, на юге. У тебя разыгралось воображение.

Лизетта не могла с собой справиться. При виде Эйфелевой башни нахлынули воспоминания о Люке и угрызения совести, от которых девушка успешно отгораживалась все эти недели. Терзало и осознание того, как мало сделано за время тайных каникул.

— Что с тобой, милая? — встревожился Килиан. — Ты погрустнела.

— Жалею, что мы возвращаемся.

— Но ведь Париж прекрасен… Лето зовет.

Лизетта решила рискнуть.

— Ненавижу войну! Что она с нами делает! Почему никто до сих пор так и не убил Гитлера?! Заключили бы мир, все бы стало по-прежнему…

Килиан метнул быстрый взгляд на водительскую перегородку — закрыта ли.

— Тсс! Не говори так.

— Но ты же согласен?

— Знаешь, многим хотелось бы найти какое-то решение и положить конец войне.