Хранитель лаванды

Макинтош Фиона

— С какой стати тебя интересует генерал или мои встречи с ним? — раздраженно спросил Килиан.

Так он и в самом деле встречается с Штюльпнагелем! Лизетта лихорадочно соображала.

— Ну, я хотела тебя попросить упомянуть мое имя.

— Что?

— Не хочу и дальше работать на банк. Наша с тобой поездка все изменила. Да и вообще, у меня же не постоянное место — так, перебиться пока. На место у тебя в кабинете я претендовать не могу, но… Разумеется, если ты не хочешь…

На лице Килиана отобразилось облегчение.

— Понятно. Что ж, конечно, упомяну.

— Правда? Спасибо! Я бы с удовольствием

устроилась где-нибудь переводчиком. Мне любой отдел годится.

— Предоставь это мне. — Маркус вежливо расцеловал ее в обе щеки, смутился при виде Клауса, открывающего дверцу автомобиля, и тихо пообещал: — Я буду думать о тебе ежеминутно. Я с тобой свяжусь.

Она кивнула.

— Жду.

— Клаус отвезет тебя домой. Спасибо за помощь. Ты, разумеется, очаровала отцов церкви, как очаровываешь и всех остальных.

— Рада, что оказалась полезной.

— Без тебя мне будет невыносимо, — шепнул он ей на ухо и улыбнулся. — Передавай привет Вальтеру.

— Я буду скучать по тебе, Маркус, — вздохнула Лизетта.

Он закрыл дверь и постучал по крыше, подавая водителю сигнал, что можно трогаться с места. Килиан вскинул руку, прощаясь. Лизетта не сводила с него глаз.

Килиан не терял времени даром. Он прервал свою недолгую поездку раньше, чем собирался, именно потому, что два дня назад получил сообщение от Штюльпнагеля.

С самого начала поездки Килиан выходил на связь с генералом раз в несколько дней. Они условились, что, пока ситуация остается без изменений, разговор будет касаться работы или хода поездки. Если же Штюльпнагель начнет очередную беседу вопросом о погоде, это сигнал: заговор с целью покушения на Гитлера вот-вот обретет точную дату, а значит, Килиан должен незамедлительно вернуться в Париж. Вчера обычная светская беседа приняла новый оборот. С первых слов разговора Штюльпнагель поинтересовался, как Килиану нравится раннее лето на юге. Сердце у полковника забилось быстрее обычного.

Он удивился, что Лизетта не стала спрашивать, чем вызвана внезапная перемена планов — однако она вообще не проявляла интереса к его повседневной работе, разве что к своим обязанностям переводчицы. Однако ее вспышка в машине выбивалась за рамки обычного, и Килиан сердился на себя за то, что наговорил лишнего. Сказанного им было достаточно, чтобы подвести и его, и других под расстрел. Одно лишнее слово погубит десятки людей и выявит всю цепочку заговорщиков до самого Берлина.

Стоя перед входом в отель «Рафаэль» и глядя вслед отъезжающему автомобилю, он на миг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Он доверял Лизетте и не сомневался, что может на нее положиться, но у него совершенно не было времени обдумать все толком. Наскоро переодевшись, он связался с канцелярией Штюльпнагеля и доложил, что прибыл в Париж. Через несколько минут генерал перезвонил ему.

— С возвращением, Килиан.

— Спасибо, генерал. Давно не виделись.

— Это точно. Может, встретимся, обсудим планы церемонии благословения?

— Давайте, полковник. Когда и где?

— Можете прямо сейчас? Встретимся перед Лувром.

— Замечательно. Уже выхожу.

Килиан пришел на место встречи первым, тем самым получив возможность полюбоваться величественными окрестностями Луврского дворца. Сколько же исторических личностей ходили по этим каменным плитам! Помнится,

Наполеон переименовал музей в свою честь. Килиан грустно улыбнулся: Гитлер бы охотно последовал примеру Наполеона.

Штюльпнагель не заставил полковника долго ждать.

— Хайль Гитлер, — без тени энтузиазма произнес генерал. — Войдем внутрь?

— Да, конечно, — отозвался Килиан. — Стыдно сказать, но я в Париже с прошлого года, а здесь был всего лишь раз.

— Да тут особо нечего смотреть, — проворчал генерал. — Несколько скульптур. Попечители растащили все по шато в центральной Франции. Говорят, «Джоконда» нынче украшает чью-то спальню. Нет, ну вы представляете?!

Килиан хмуро улыбнулся. Да, он вполне себе это представлял. Попечители вывезли из прославленного музея и галерей бесчисленное множество шедевров, в том числе и «Мону Лизу». Интересно, каково это — утром открыть глаза и увидеть знаменитую печальную улыбку итальянской красавицы?

Заговорщики направились к скульптурной галерее, их шаги гулко звучали в тишине пустых залов.

Штюльпнагель помедлил перед изображением греческого бога, любуясь идеальной мускулатурой, искусно высеченной из серого мрамора.

— Цель близка, — произнес он, не отводя глаз от статуи. — Через несколько недель мы будем готовы. Насколько мне известно, все произойдет в «Вольфсшанце».

— Почему все решили, что в «Волчьем логове» шансов преуспеть больше? Я там был, да и вы тоже. Командный комплекс чрезвычайно укреплен. Охрана и меры безопасности там — полный кошмар.

— Имейте веру, полковник.

Килиан нервно вышагивал по залу.

— Четыре неудачных покушения. Это безумие. Он неубиваем. — Полковник невесело рассмеялся, вспоминая отчаянную попытку фон Герсдорфа убить Гитлера на выставке в Париже при помощи взрывчатки, спрятанной в карманах.

Генерал сурово посмотрел на него.

— Те, у кого еще осталась совесть и отвага, не теряют надежды, — возразил он.

— Когда, сэр? — спросил Килиан.

— В любую минуту.

— Но есть же какая-то предварительная дата?

— Еще нет. Скорее всего — в июле. А кроме «Вольфсшанце», иных вариантов не осталось, поскольку Гитлер практически не появляется на людях и не бывает в Берлине. — Он вздохнул. — Я предупрежу вас за несколько дней. Самое большее — за три, а возможно, и того меньше.

Килиан остолбенел.

— Всего за несколько дней?

— Вам случалось выигрывать битвы и за меньший срок, — напомнил ему Штюльпнагель.

— Как именно собираются действовать?

— Этого я вам сказать не могу, — покачал головой генерал и тут же пояснил: — Нет, Килиан, это вопрос не доверия, а безопасности. Чем меньше вы знаете, тем менее уязвимы. Я же говорил, если наша попытка провалится, надо хотя бы сохранить верных нашему делу людей, следующий оплот сопротивления. Вы — часть этой системы. Гестапо смыкает кольцо вокруг нас, причастных к заговору против Гитлера. Мы не откажемся от попыток, пока не достигнем цели — или пока не погибнет последний из нас. А если мы не сумеем добиться своего, ваше имя останется незапятнанным — и на ваши плечи ляжет задача найти новых людей и предпринять новую попытку. Наша армия терпит сокрушительное поражение на Восточном фронте. Мы проигрываем в Италии, и вы знаете, что следом будет Кале. Для тех из нас, кто жаждет мира, время на исходе.