Хранитель пчел из Алеппо

Лефтери Кристи

– И как же ты выбрался? – спрашивает марокканец, желая услышать продолжение истории.

– Спустя три месяца противоборствующая группировка ворвалась в тюрьму и освободила заложников. Я оказался на свободе. Направился в Триполи, где нашел друга и работу.

– Это же здорово! – восклицает марокканец.

– Но новый начальник мне не платил, а когда я потребовал денег, заявил, что убьет меня. Я хотел вернуться в Габон, но пути назад нет, поэтому я сел на лодку проводника через границу, чтобы пересечь Средиземное море.

Марокканец откидывается в кресле и следит за взглядом паренька, устремленным к

лампочке.

– Ты добрался сюда. Но как?

– Долгая история, – говорит Диоманде.

Больше он ничего не добавляет. Выглядит парень уставшим. Наверное заметив это, марокканец хлопает его по колену и меняет тему, рассказывая про странные местные обычаи.

– Здесь носят кроссовки с костюмами. Как можно надевать это вместе? На улицах ходят в пижамах! Зачем?

– Это спортивный костюм, – говорит Диоманде, показывая на свой.

В это время суток старик обычно ходит в пижаме, а днем надевает старый серо-голубой костюм и галстук.

Я жду, когда они лягут спать, потом выхожу в сад и кладу пчелу обратно на цветок. Тихо шуршат машины вдалеке, легкий ветерок шевелит листву. Сенсор движения еще не среагировал на меня, темнота успокаивает. Высоко в небе стоит полная луна, и в этот момент я чувствую присутствие за спиной. Повернувшись, вижу на земле Мухаммеда: он играет со стеклянным шариком, перекатывая его по трещинам в бетоне. Рядом ползет к луже червяк. Мальчик поднимает на меня взгляд.

– Дядя Нури, – говорит он, – я выигрываю у червяка! Его зовут Хабиб. Хотите поздороваться с Хабибом?

Он высоко поднимает червяка и показывает мне.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

– Пришел найти ключ, потому что хочу выбраться наружу.

– Какой ключ? – говорю я.

– Думаю, он на этом дереве. Висит там, но не знаю, какой именно.

Я поворачиваюсь и вижу, что с дерева свисают более сотни золотых ключей. Они покачиваются на ветру, сверкая в свете луны.

– Дядя Нури, вы достанете его для меня? – спрашивает он. – Я не могу дотянуться, а Хабиб уже устал.

Смотрю на Хабиба, свисающего с пальца мальчика.

– Конечно, – говорю я. – Но как мне узнать, какой ключ тебе нужен?

– Просто достаньте все, а потом мы попробуем найти подходящий.

Иду в кухню и нахожу там глубокую миску. Мухаммед терпеливо ждет моего возвращения. Я собираю ключи с дерева – те, что повыше, снимаю с помощью лестницы. Вскоре миска наполняется, и я дважды проверяю, не пропустил ли какой-нибудь ключ. Обернувшись с добычей в руках, я замечаю, что Мухаммеда уже нет. К луже ползет червяк.

Заношу миску внутрь, поднимаюсь наверх и ставлю ее на тумбочку рядом с Афрой, возле стеклянного шарика. Стараюсь не разбудить жену. Опускаюсь на кровать. Афра лежит лицом ко мне, закрыв глаза и положив руки под щеку. Она дышит медленно и размеренно. Отворачиваюсь и устремляю взгляд в темноту, потому что не могу закрыть глаз. Снова вспоминаю время, проведенное

в Стамбуле

я встретил Мухаммеда.

На другой стороне реки Аси находился забор из колючей проволоки с дырой метра два в диаметре, напоминавшей разинутую пасть. Люди перекидывали через него вещи, а сквозь прореху передавали младенцев. Пока еще не рассвело, проводники сказали всем лечь на живот и ползти по пыльной, поросшей папоротником равнине.

Оказавшись

на территории Турции, мы прошли еще миль сто через поля пшеницы и ячменя. Стояла тишина. Афра держалась за мою руку и дрожала от пробирающего до костей холода. Через полчаса пути мы заметили вдалеке выбежавшего на дорогу ребенка – темный силуэт на фоне восходящего солнца. Он помахал рукой и побежал в сторону домов.

Мы приблизились к деревне, где стояли небольшие домики с террасами и открытыми окнами, откуда выглядывали люди. Кто-то выходил наружу, народ группами собирался вдоль обочин, глядя на нас во все глаза, будто мы были бродячими циркачами. Увидев длинный стол с пластиковыми стаканчиками и кувшинами с водой, мы остановились и утолили жажду. Местные женщины вынесли нам одеяла, а еще протягивали нам хлеб, кульки с вишней и небольшие пакетики орешков. Затем отступали, глядя нам вслед. Только потом я понял, что смотрели они не с удивлением, а со страхом. Я представил себя на месте тех людей: на их глазах сотни беженцев, сломленных войной, шли вперед, к неизвестности.

Через час ветер усилился, мешая идти. Донесся резкий запах нечистот, и мы вышли на открытое пространство. Повсюду стояли палатки, а люди спали на одеялах среди гор мусора.

Я нашел местечко под деревьями. Кругом царила незнакомая мне тишина. В Сирии она таила опасность, способная взорваться в любую секунду снарядом, выстрелами из пулемета или тяжелыми шагами солдат. Где-то далеко, со стороны Сирии, задрожала земля.

С гор подул ветер и принес запах снега. В моей голове возник образ – белое сияние Джебель-эш-Шейха [5] , первый снег, увиденный мною много лет назад. С левой стороны – Сирия, справа – Ливан. Границы, очерченные горными грядами и морем. Мы положили в реку дыню, и та треснула от холода. Мама укусила зеленую обмороженную мякоть. Что же мы делали там, на вершине мира?

5

Джебель-эш-Шейх – горный массив, расположенный на перекрестии границ Ливана, Израиля и Сирии.

Рядом со мной заговорил мужчина. Он спросил:

– Когда ты принадлежишь кому-то, а его уже нет, кто теперь ты?

Человек выглядел понуро – с грязным лицом, растрепанными волосами. Брюки были в пятнах, от него несло мочой. В темноте раздались звуки, похожие на крики животного. До меня долетел запах гниения и смерти. Мужчина дал нам бутылку воды и велел посидеть на ней, пока та не согреется. Прошла ночь, над горизонтом поднялось солнце. На земле лежали еда и новое одеяло. Кто-то принес черствый хлеб, бананы и сыр. Афра поела и снова уснула, положив голову мне на плечо.

– Откуда вы? – спросил мужчина.

– Из Алеппо. А вы?

– Из северной части Сирии.

Откуда именно, мужчина не сказал. Он достал из пачки последнюю сигарету. Курил медленно, то и дело поглядывая на пустынную землю. Похоже, когда-то этот мужчина был сильным, но теперь от его мышечной массы мало что осталось.

– Как тебя зовут?

– Я потерял дочь и жену, – ответил он, бросив окурок на землю.

Голос его звучал ровно и безжизненно. Мужчина словно задумался о чем-то.

Конец ознакомительного фрагмента.