Хранитель равновесия. Проклятая невеста
Шрифт:
– Позволите подавать завтрак, светлейшая госпожа? – спросила Иргана, и Наргис кивнула.
– Подавай, – сказала она. – И попроси прийти ко мне почтенного Амрана.
Служанка упорхнула, ничуть не удивившись поручению, да ей и не с чего было удивляться. Амран ир-Галейзи, домашний волшебник ир-Даудов, был наставником их детей, воспитавшим Надира с Наргис, как до этого их отца и дядю. Добрый мудрый старик учил их грамоте и обычаям, языкам и древним легендам. Наргис была уверена, что Амран никогда не предаст семью, которой прослужил всю жизнь, но если кто-то сумел обойти его охранные заклинания, значит, Амран ей не поможет.
Ей снова вспомнилась ночная боль в груди. Надир – что с ним? Ее глупый, насмешливый, развратный и слабый брат. Пусть будет каким угодно, лишь бы с ним все было хорошо! Невозможно представить, чтобы потерять еще и его.
Наргис повернулась к столику, где вернувшаяся Иргана расставляла блюда и тарелочки, взяла у Мирны любимое платье, белое с тонкой вышивкой золотом. Мягкая ткань скользнула по телу от шеи до пят, и Наргис застегнула на талии поясок из золотых звеньев. Да, решено. Она пожалуется Амрану на кошмары и сегодня же напишет письмо Надиру. Пусть язвит сколько угодно над ее глупыми женскими страхами, лишь бы ответил. Он и дядя – все, что у нее есть. И еще тайна…
Словно смиренно покорившись ее решимости, утро все-таки оказалось спокойным. Почтенный Амран, гладя длинную седую бороду, ласково пообещал принести амулет, которого испугаются любые злые мары. С командиром воинов, охраняющих усадьбу, она решила поговорить позже, улучив момент так, чтобы не пошли слухи. В том, что джандар ир-Бехназ не болтлив, Наргис тоже не сомневалась, но любой дом полон ушей и языков. А она все никак не могла отделаться от липкого противного чувства собственной беспомощности. Может ли быть так, что в доме есть предатель?
Она размышляла об этом, гуляя по садовым дорожкам. Отец всегда оберегал Наргис от темной стороны своей службы пресветлейшему шаху, но невозможно быть дочерью визиря и ничего не знать о предательстве. С детства ей и Надиру вливали в кровь недоверчивость к людям и понимание, что предают даже самые верные и надежные. Кто-то из страха, кто-то из корысти, кто-то из зависти или просто по неосторожности. Если тот, кто открыл на нее охоту, обзавелся помощником в усадьбе, это многое объясняет!
А вокруг шумел сад. Знакомый до последнего кустика, надоевший до противности и все равно прекрасный. Наргис поймала себя на том, что приглядывается к розам, словно проверяя себя: вдруг она ошиблась и все-таки найдется куст именно темно-красных? Ох, если бы только это все оказалось чьей-то дурной шуткой, неосторожностью или просто случайностью! Узнать бы, кто уронил в ее спальне зловещий цветок – Наргис про себя поклялась, что не станет злиться за пережитый страх и никак не накажет виновного. Подойдя к кусту плетистых роз, она велела принести ножницы, чтобы срезать несколько ветвей, усыпанных кроваво-алыми цветами, не темными, но настолько близкими к этому, насколько смогла найти. Пусть это лишь глупое упрямство, но она не боится!
– Госпожа! Госпожа! Вам письмо от светлейшего! Ваш дядюшка прислал письмо с почтенным целителем, который просит о встрече.
Наргис отпустила упругую ветку, отчаянно пытающуюся вырваться из ее рук, крепче сжала ножницы, посмотрев на охранника. Письмо? От дяди или от Надира? Сердце пропустило удар, тревожно замерев, затем стукнуло глухо и сильно. А потом она увидела идущего к ней человека,
Он говорил что-то учтивое и безобидное, любезно улыбался, смотрел на нее восхищенным и откровенным мужским взглядом… А внутри Наргис билась перепуганная маленькая птичка, в клетку которой запустил лапу очень красивый кот. Только какое дело птичке до его красоты?
Словно во сне она провела почтенного целителя в дом, каждую минуту напоминая себе, что нельзя выдать страх. Велела подать кофе и закуски, взяла послание. Беспокойство за Надира так и кололо, не отпустив даже после прочитанного письма. Могло ли быть так, что дядя лгал ей? Нет, наверное… Но между Харузой и степным городком, название которого тотчас вылетело у Наргис из памяти, много дней пути, а страшный гость приходил сегодня ночью! И это значит, что Надир может быть в смертельной опасности. Или уже… Нет, не думать об этом.
Ей захотелось спрятаться под одеяло, как в детстве после жуткой сказки о дэвах и гулях!
А вместо этого приходилось улыбаться и беседовать, все время пытаясь понять: он или не он? Голос, кажется, другой, не такой низкий, но тоже мягкий и вкрадчивый. А выговор? Ей казалось, что она на всю жизнь запомнила выговор ночного гостя и сможет узнать его даже по паре слов, но Раэн говорил – и Наргис, едва разбирая слова, терялась в непонимании. Что, если это случайность?! Ведь может этот любезный красавец быть обычным целителем на службе ее дяди? Дядюшка пишет, что если бы не лекарь Раэн…
И храмовый знак на его груди должен бы ее успокоить – служители Света тщательно проверяют тех, кому выдают столь значимое доказательство благочестия и искусства. Он просто не может быть черным колдуном! Ведь не может, да?
Они шли по дорожке к воротам, потому что целитель учтиво намекнул – и Наргис поняла намек. И в его словах слышалось восхищение и желание, но было там что-то еще. Тепло, может быть? Мягкая ласка? А вот властности, так испугавшей Наргис ночью в голосе того чародея, не было. Светлые боги, пусть это будет лишь совпадение. Не может человек, против воли Наргис трогавший ее тело, шутить про собаку и так искренне улыбаться.
Она почти поверила. И только одно мешало вздохнуть с облегчением – ветка роскошных роз, которую он создал из гибкой колючей плети с уже засохшими на солнце цветочками. Наргис взяла ее, холодея от тревоги, потому что еще и это было совсем уж невозможным совпадением! Она выкинула сухую розу, и вот ей дарят другую – свежую, душистую, нежную… Что это, если не намек? Когда ворота усадьбы за почтенным Раэном закрылись, Наргис показалось, что солнце скрылось за облаками, так тускло стало вокруг. А вот спокойствие так и не вернулось.
* * *
– Что… случилось…
Веки были тяжелыми, словно налились свинцом, но Надир упрямо пытался поднять их. А еще сухость в горле, так что каждое слово царапало, словно он пытался выдавить не звук, а сухую верблюжью колючку.
– Ой, господин, лежите тихонько! Я вам сейчас водички дам, только вы уж не шевелитесь!
Голос был девичьим и незнакомым. Надир все-таки открыл глаза и тут же снова опустил ресницы, мысленно согласившись, что шевелиться и вправду не стоит. Даже мысль об этом отозвалась в теле тошнотой и слабостью.