Хранитель Реки
Шрифт:
Поэтому отдал ее Ефим Аркадьевич без какого-либо душевного сожаления. Просто хороший товар.
Кроме того, неплохо уходили недорогие принт-копии – за первый день сразу четыре штуки. Продукт, как уже упоминалось, был создан хитроумным Береславским, чтобы, как всегда, убить не менее двух зайцев. И денежек заработать – продавались-то они никак не в минус, и промотировать светлое имя Оглоблина, поскольку картинки покупались для того, чтобы зависнуть на стенах, где их могли увидеть самые разные люди.
И еще, раз уж Ефим решил
Ближе к вечеру вернулись покупатели «Красоток». У Ефима до их прихода еще была надежда, что ребята погорячились.
Но что есть, то есть.
Он лично завернул картину в пузырчатую пленку, склеил края пленки скотчем.
– Поаккуратней с ней, – не удержался профессор от рекомендаций. – На прямом солнце висеть не должна. И воздух в комнате должен быть нормальной влажности.
– Все учтем, – пообещала девушка. И неожиданно весело улыбнулась: – Мы ведь теперь ее не меньше вашего любим.
Разоблаченный, Береславский слегка засмущался. Более того, ему даже стало немножко неловко, что ребята платят такую революционную цену. Но, конечно, не настолько неловко, чтобы вернуть часть денег покупателям.
Забегая вперед, скажем, что совесть могла не мучить Ефима Аркадьевича.
Благодаря таланту художника – и, конечно, таланту промоутера, куда уж без Береславского – цены на «раскручиваемого» автора после выставки росли с фантастической скоростью: уже к концу года «рекорд трассы» составлял триста пятьдесят тысяч рублей, а такие уникальные работы, как «Красотки», стоили еще дороже. Все это, к сожалению, не означало, что за картинами Оглоблина скопились очереди, а в карманы Береславского потек золотой дождь. Однако появилась первая прибыль, а Оглоблин стал получать небольшие, но ранее не обещанные и потому особо приятные проценты с продаж.
Был и еще один результат. Побочный, так сказать, и для Ефима Аркадьевича не очень желательный. Буквально каждый день его телефоны – и сотовый, и рабочий – наполнялись голосами страждущих художников, мечтавших увидеть Береславского своим собственным промоутером. Ефим отвечал, объяснял, укорял, злился, впадал в бешенство – ничего не помогало, творческий народ, неизвестно где узнавая телефонные номера, звонил и звонил: слава о волшебнике от рекламы, делающем живописца знаменитым, явно опережала истинные события.
Впрочем, все это было впереди.
А пока шел первый день первой выставки первого настоящего художника арт-промоутера Береславского, неофита арт-бизнеса. И, как все первое, происходившее впечатляло…
К вечеру Ефим чертовски устал –
Перед тем как уйти со стенда, Береславский еле стоял на ногах. Справедливости ради, нужно указать, что этому способствовало наличие на столе, кроме каталогов и проспектов, нескольких бутылок хорошего вина. Сам Ефим не был большим любителем алкоголя, однако время от времени к стенду подходили какие-нибудь знакомые, с которыми надо было чокаться и демонстрировать радушие самым привычным на Руси методом.
На пиликание телефона, честно доложившего о приходе очередной эсэмэски, он среагировал не сразу, но потом все-таки достал аппарат, нажал требуемые кнопки и прочитал сообщение.
И ничего не понял.
Как шифровка, посланная Центром радистке Кэт: две цифры, потом точка, за ней еще четыре цифры. После чего комбинация повторялась, хотя в цифрах во второй половине сообщения были иные.
За минуту мозг Ефима Аркадьевича прокрутил требуемый миллион ассоциаций и воспоминаний, прежде чем до него дошло.
Это и есть шифровка. О которой он лично договаривался с Бакенщиком. Место встречи, долгота и широта.
О времени встречи они тоже тогда договорились – каждое утро, начиная со второго после получения сообщения адресатом. Ровно в семь часов.
Береславскому стало вдруг очень грустно. Все это означало, что Надюха, занявшая столько места в его сердце, через пару дней от него уедет. И увидятся ли они когда-нибудь еще – бог знает.
Ефим вздохнул. Грустно, но ничего не поделаешь. Надюхе, несомненно, нравилось в шебутной профессорской семейке. Но маму и папу не заменить никаким общением, пусть даже и самым интеллектуальным, и никакими игрушками, пусть даже и самыми компьютеризированными.
Береславский подошел к ноутбуку и влез в Интернет – на выставке везде имелся свободный вай-фай. Несколько щелчков по взятому наугад картографическому сервису – и все понятно.
Место – и для встречи, и для последующей жизни – выбрано удачно. Километров пятьсот к северо-западу от Москвы, на берегу, может, не самого большого, зато самого чистого в Европе озера. У него нет больших глубин и практически плоское дно, как в огромной суповой тарелке. Только втекает в эту «тарелочку» с десяток крупных рек, а вытекает один могучий Волхов. Из-за относительно небольшого объема – при огромной площади и гигантском водообмене – содержимое этой «тарелки» полностью заменяется на новое буквально за считаные дни. Отсюда и уникальная чистота воды в Ильмене.