Хранитель Урожая

Ободников Николай

– А как же касания? Вдруг это само сработает? – заупрямился я. – Захотел голову почесать, и раз – нет головы! Захотел руку пожать кому-нибудь, и раз – нет руки!

– Да хоть в ладушки играй! Ядерного взрыва от этого всё равно не будет!

– Как скажешь, – произнес я и громко хлопнул в ладони.

Леиф меланхолично посмотрела на меня, после чего с чувством оскорбленного достоинства запихала в рот остатки сыра.

– Ладно, это была неудачная шутка, – признал я и встал, чтобы принести к столу еще что-нибудь.

Я подошел к холодильнику

и неожиданно почувствовал, как Леиф прильнула ко мне сзади, прижимаясь всем телом. Ее руки скользнули под мою толстовку, а ее выдох обжег мою шею влажным пожаром. Я обернулся и обнял ее. Цветущая весна, что царила в ее взгляде, мягко потянулась к моему тяжело застучавшему сердцу.

– Вспомни… Найди выход… – беззвучно попросила Леиф одними губами и робко поцеловала меня.

Ее чувственный поцелуй взбудоражил меня: я учащенно задышал, мои губы занемели, а лоб покрылся испариной.

– Но сперва… твой вкус… – прерывисто прошептала Леиф.

Ее руки влезли ко мне в трусы и цепко впились ногтями в мои ягодицы.

– О! – вздрогнул я от неожиданности. – Я… эм…

– Терпи, я скоро. – Леиф расстегнула мою толстовку и стремительно сняла ее, отбросив после этого в сторону. – Расслабься.

Я послушно оперся руками на столешницу позади меня, предоставляя Леиф полную свободу действий.

Леиф, жарко выдыхая, проворно опустилась на колени. Она погладила мои бедра и трепетно сжала основание моего паха с двух сторон, заставив его содержимое разбухающее выменем свеситься прямо перед ее раскрасневшимся лицом. Удерживая одной рукой мои гениталии в таком положении, Леиф резко приставила к ним схваченный со стола нож.

– Э?! Ты что делаешь?! – перепугался я.

– Теперь ты в моих руках! – с азартом произнесла Леиф.

Холодная сталь в ее руках молниеносно сверкнула, и мои освобожденные от плена нижнего белья гениталии тяжело шлепнули Леиф по подставленному лицу.

«Сумасшедшая! – проводил я взглядом улетевшие в угол изрезанные трусы. – Но…»

–А-ах, настоящий вес мужской силы, – трепетно взвесила Леиф в ладонях мои яички, легонько подбросив их. – И как же густо пахнет семенем! – жадно простонала она.

– У-уф!.. Уф-ф!.. Ху-ух… – засопел я, не прекращая следить за ее действиями.

Леиф облизнулась и преданно посмотрела мне в глаза. Я запрокинул голову и зажмурился от удовольствия.

– Кожаный тюльпан распускается, – томно обозначила Леиф свои действия. – А теперь… – И она резко наклонилась.

– А-а-а!.. – тяжело выдохнул я от неожиданности. – О!

Гортанно-влажные звуки тут же наполнили кухню.

«Только не так быстро! – дернулся я, напрягаясь. – Думать про Микки-Мауса! Думать про Микки-Мауса! Держать марку! Ну же!»

– А-а-а-арх! – с рычанием застонал я, непроизвольно хватая Леиф за волосы и приседая, чтобы шире расставить ноги.

Леиф сладко и томно заскулила. Выжав себе в рот последние остатки, она влюбленно посмотрела на меня…

…было

далеко за полдень, когда мы наконец смогли насытиться друг другом.

За эти часы, посвященные изучению друг друга, Леиф была абсолютно непостижимой: безропотной и взрывной, целомудренной и распутной. Она была словно ковкий бархатный метал, что стонуще плавился и стекал по мне. Иногда в сумасшедшем задоре она становилась необъезженной и дикой, вынуждая меня деспотично унижать и укрощать ее. И всякий раз она молила о проникновении и обильном урожае, бесстыдно показывая мне самые сокровенные уголки своего влажно-упругого тела. И всякий раз я щедро орошал ее, доказывая животному внутри себя, что она моя – везде.

Сейчас же мы просто отдыхали, устало попивая красное вино у меня в гостиной: я развалился в плетеном кресле за прозрачным овальным столом и играл с бутылкой вина, в то время как Леиф с бокалом в руках сидела на подоконнике, греясь в пшеничных лучах солнца.

Я украдкой посмотрел на ее тело, небрежно укрытое моей рубашкой: цвета крови с молоком, стройное и гибкое, оно имело нежно-тончайшие прослойки уместного женского жирка; в этом душистом образце женской красоты на равных соперничали налитая упругость, шелковистая кожа и девственно-податливая теснота, чей сок и сейчас был готов упоительно брызнуть мне навстречу.

«Просто мечта перфекциониста! – удовлетворенно подумал я. – Но семь раз… это неестественно!»

Леиф посмотрела на меня сквозь бокал и довольно поинтересовалась:

– Смущает количество? Не бери в голову. Просто мы, как сущности, сейчас далеко не в лучшей форме. Так что это не предел.

– Почему же я до тебя так… не блистал? – неловко спросил я.

– Правильно: до меня! – горделиво вскинула подбородок Леиф. – Ты шутишь?! До тебя я тоже так не могла!

– Ты про… язык? – осторожно уточнил я. – А он… Это нечеловеческое, да?..

– Считаешь, люди с такими рождаются? Или думаешь, что они от болтовни так длиннеют? – прыснула со смеху Леиф. – Смотри… – Она открыла рот и высунула вполне обычный язык. – Что-то… Сейчас…

Я рассмеялся, наблюдая за ее бесплодными потугами коснуться языком кончика носа.

– Похоже, это само происходит – как у тебя с ладонями, – сказала наконец Леиф, прекратив ребячливо дразниться.

Я нервно заелозил в кресле.

– То есть у меня сейчас ничего не получится, если я попробую кого-нибудь воскресить или, скажем, убить?

– Неа, – отрицательно мотнула Леиф головой. – Ни сейчас, ни потом. Пока мы лишь блеклая тень былых себя, должны быть какие-то обстоятельства, которые бы провоцировали наши особенности.

– А у тебя, получается, особенность – длинный язык?! – громко хохотнул я, не удержавшись.

– Зато ты много времени проводишь в ванной – не моясь! – мгновенно парировала Леиф.

– Ты что, шпионишь за мной?! – не поверил я. – И если бы ты это делала нормально, то знала бы, что я люблю шум воды, а не…