Хранитель вселенной. Одобренный брак
Шрифт:
— Я не буду смотреть картинки, — усмехнулся Рон’Альд. — Спасибо, антеоли.
Он резко встал, подошел к ней, легонько коснулся ее плеч и поцеловал в лоб. Они задержались так на несколько мгновений, пока «червь» внутри Ки’Айли не зашевелился, а Рон’Альд не ощутил это вместе с ней.
— И все же... — сказал он. — Я думаю, мы должны попробовать еще раз. Уйдем дальше по мирам... Разработаем тактику. Не доводя до того, что было в прошлый раз. Если не получится — нам придется привыкнуть к дружбе, пока не разберемся с этим...
Ки’Айли ничего не ответила, только обняла его и положила голову ему на грудь.
***
Они
Вообще Ки’Айли заметила, что он изменился... Все пережитое не прошло бесследно. Стал жестче, еще бесстрастнее. Лишь ее берег даже от собственной жесткости... И она ощущала то, о чем говорил и он сам — в нем осталось мало живых чувств. Боль выедает их, иссушает душу. Так произошло с ним. Но она видела, что любовь в нем не умерла. А что значат другие чувства, сиюминутные страсти на ее фоне?
Если бы она только могла... Она влила бы в него новую жизнь. Поделилась своей. Но для этого было слишком много ограничений, встроенная защита Одобренного брака не дремала.
Им пришлось смириться с дружбой. И так же, как и все остальное, дружить тоже получалось. Вернее соблюдать дружескую дистанцию, чтобы усыплять бдительного «червя» Одобренного брака.
Невозможность сближения приносила невероятную боль. Но все же они не перестали чувствовать друг друга, и встречи, общение дарили обоим свет. А уж Ки’Айли, превозмогая собственную боль, старалась светить для него, как только могла... Всей своей душой, измученной, но живой.
Новая работа ее радовала. Рон’Альд сумел филигранно подобрать ей новый смысл жизни. В считанные дни она разобралась в том, что требуется. Научилась прогнозировать появление снарядов смерти и координировать работу десятерых Древних, которые вошли в ее группу. Среди них был и ее друг Па’Рицы (Ал’Гор погиб во время войны).
«Нас осталось двое из смешной троицы детишек», — говорил иногда Па’Рицы. Его влюбленность в подругу детства давно прошла, и Ки’Айли стала его другом. А она думала, что скоро останется и вовсе лишь один Па’Рицы... Ведь ее предсказание, данное на вечерней заре после прогулки на драконах, так и не потеряло силу... Иногда она снова видела черную стену в своем будущем. Но не делилась этим ни с Рон’Альдом, ни с Эл’Боурном, ни с Па’Рицы...
Алгоритм работы оказался совершенно несложен. Ки’Айли смотрела в будущее, где может оказаться один или несколько снарядов смерти в ближайшее время. А дальше они определяли, что это за место и рассчитывали траекторию движения снаряда, чтобы понять, где он сейчас. И тогда... видения планет, тонущих в зеленом тумане отступали.
Древние, обычно по двое, отправлялись в указанное место и взрывали снаряды в открытом космосе, где те не могли причинить вреда. Иногда эти шарики находились в таких местах, что подобраться к ним силовым полем или небольшими торпедами для взрыва было невозможно. И тогда кто-то из Древних выходил в открытый космос и просто раздавливал шарик в руке. Безопасно для Древних, но Рон’Альд строго-настрого запретил Ки’Айли совершать подобное лично. Правда, она и не рвалась — уважала его заботу, да и творческой организационной работы ей вполне
Они часто виделись с ним по работе... И это было хорошо. Это было что-то.
***
Казалось бы, теперь они просто работали вместе и дружили. Оставили попытки разорвать Одобренный брак. Но именно теперь Эл’Боурн в полной мере ощущал несчастье. И постепенно в его душе разгоралась ненависть к Рон’Альду. Казалось бы, он все понимал... Но ведь ясно, что брак с ним Ки’Айли не разорвать. Почему нельзя просто успокоиться, свести общение до минимума, не поддерживать отношения. Почему Рон’Альд не желает уйти работать в другие миры надолго, так, чтобы не мозолить глаза его одобренной жене? Не вызывать в ней эти давние чувства?
Нет, вместо этого он придумал ей работу, такую, чтобы видеть чаще. Он не может получить ее целиком, но вкрадывается в ее душу, так же, как вкрался когда-то на заре отношений. Не может взять ее себе, но и не отпускает. Сочится в их жизнь, которая была такой уравновешенной...
И она! Почему она не хочет смириться?! Разве ей плохо с ним, Эл’Боурном. До того, как Рон’Альд воскрес из мертвых, у них все было замечательно. Почти замечательно...
Эл’Боурн ловил себя на подобных мыслях и тянущих, отвратительных чувствах. Ему становилось противно и стыдно. Он вспоминал слова Ки’Айли, как много пришлось пережить Рон’Альду... Но, к собственному стыду, ощущал лишь еще большую злость. Что же теперь из-за подвигов Рон’Альда он, Эл’Боурн, всегда должен делиться с ним своей женой?
Пока эти двое предпринимали отчаянные попытки снова быть вместе, Эл’Боурн чувствовал лишь боль, словно у него отрывали половину его самого. Это ощущалось в душе, ощущалось и физически. Ему было плохо. Но это было понятное, хоть и костоломное мучение. Его можно было как-то терпеть...
Теперь же, когда ситуация как будто стала спокойнее, он ревновал. Ревновал по-настоящему, как никогда в жизни. Получалось, что, будучи его женой, Ки’Айли постоянно «бегала» к своему телепату. Отговаривалась работой, общими делами и просто близкими отношениями.
Она снова ускользала, его Ки’Айли... Снова ускользала к Рон’Альду. Ее непостижимая душа, которую в полной мере не открыл ему даже Одобренный брак, все так же устремлялась к Рон’Альду. Они нашли лазейку в нерушимой стене Одобренного брака, щелочку в нем. И были вместе, хоть их тела даже не могли соприкоснуться.
А еще хуже было то, что он ощущал ее эмоции. То, как она рвется к Рон’Альду и как радуется их встречам... Как уходит в общение с ним, как наслаждается им одним доступной близостью. Она была с Рон’Альдом – этой самой непостижимой ему, Эл’Боурну, глубинной частью души – куда больше, чем со своим одобренным мужем.
И это было невыносимо. Эл’Боурн снова владел Ки’Айли, как во времена до возвращения сына Правителя. Но на самом деле владел ею меньше, чем когда-либо. Даже меньше, чем в далекие времена, когда они были просто братом и сестрой.
И порой вся эта сюрреалистичная и унизительная ситуация будила в благородном сердце Элба совсем не свойственные ему чувства: злость, ненависть и ревность.
Эл’Боурн заставлял себя устыдиться ревности и злости. Но все чаще не мог даже приступить к делам, ходил из угла в угол, словно зверь в клетке, как только она отправлялась в Белый Замок...