Хранитель вселенной. Одобренный брак
Шрифт:
— Красота какая! — изумилась Карина, когда они пролетели прямо над озером и начали снижаться возле белых ступеней. — Что это?
— Мой дом, — лаконично ответил Рональд, приземлился, вышел и протянул Карине руку. — Я выстроил его в первые годы своего пребывания на Таи-Ванно, и какое-то время жил здесь. Мне не очень нравится местная архитектура, — с усмешкой добавил он. — Сейчас я здесь редко бываю, в основном только пишу картины.
— Здорово! — снова восхитилась Карина. — Такая стройность и красота на фоне всего этого тайванского «кубистического бреда»!
— Время от времени мне предлагают организовать здесь музей, — заметил Рональд. — Но мне все же нравится тут бывать. Неплохое место для уединения.
По белой лестнице они поднялись к входу в дом, и дверь отъехала в сторону. Из широкого холла поднималась наверх лестница, похожая на парадную лестницу исторической части Белого Замка.
— Пойдем, — Рональд за руку повел ее по лестнице. — Думаю, тебе будет интересно.
— Мне интересно уже то, что это твой дом, — ответила Карина.
Лестница привела на большую площадку с белокаменными перилами, в центре открылась такая же белая дверь, и они вошли в огромный длинный зал, великолепный в своей пустоте и звенящем просторе. Обе стены были увешаны картинами разных размеров и цветовых решений, в разных рамах. Они словно открывали ворота в другие миры, бесчисленные и разнообразные. Карина пошла вдоль правой стены.
А других миров здесь действительно было много... Большая часть картин представляла собой пейзажи, которые жители нашего мира назвали бы фантастическими. Некоторые из них — космические, с галактиками, планетами, звездами, космическими кораблями. На других — невероятные ландшафты иных миров, с необычной растительностью и природными явлениями, а на некоторых резвились обитатели других миров вроде единорогов или пегасов. Отдельной группой картин были изображения городов или батальные сцены, корабли в море, не известные Карине исторические события. А вот портреты встречались достаточно редко.
Картины были выполнены в разных техниках, в разном стиле… Единственное, что объединяло их, это ощущение необыкновенной цельности полотна, единства сюжета и композиции, смысла и решения.
— Это все твои картины? Ты написал? — спросила Карина в музейной тишине просторного зала. Легкое эхо разнесло ее голос далеко вокруг.
— Большую часть картин написал я. Иногда у меня было время на это. Но есть здесь и полотна других художников, что приглянулись мне в нашем или других мирах.
— Невероятно! — изумилась Карина. — И ведь на Тайвани не знают, что их Тарро практически гениальный художник?!
— Ну почему же? Многие мои работы выставлены в местных музеях, некоторые находятся на экспозициях в других мирах. А здесь собраны те, что нравятся лично мне. Нужно же их где-то хранить.
Под его неотрывным взглядом Карина продолжила осмотр. И неожиданно остановилась как вкопанная. Две картины, расположенные в самом центре правой стены, чуть выше уровня ее глаз, притягивали взгляд, манили, как будто вся экспозиция должна была привести ее именно к ним.
Картина слева изображала штормовое море. Стягивались в кулак грозовые тучи, лучи солнца пронзали их, как стремительный удар меча, быстро, ярко и остро. А на фоне шторма кружились три темных дракона, исполненные силы и скорости, хищного великолепия и вековой загадочной мудрости. Карина не могла оторвать взгляд от этого полотна. С художественной точки зрения оно было не лучше остальных. Очень хорошее, но не то чтобы гениальное. У Карины хватало знаний и чутья, чтобы понять это. Но в этой картине было нечто чарующее, близкое лично ей, Карине. А в душе что-то неуловимо саднило, болезненно, и в то же время — приятно. Драконы были великолепны, они завораживали и пленяли, они летели над морем — и пикировали ей прямо в душу. И еще, картина явно была очень старая. Карина знала, что, вероятно, она написана древнекоралийскими красками из растения ойоли, надежно предохраняющими полотна от
— Это не ты написал, — уверенно сказала Карина.
— Да, — Рональд неслышно подошел сзади и остановился, устремив свой физически ощутимый взгляд ей в затылок. — Когда-то эту картину подарила мне любимая женщина. Ей не хватало Настоящего дракона, чтобы достоверно изобразить его на полотне. Я пригласил ее полетать на настоящем драконе, и вскоре она подарила мне эту картину. И она же научила меня писать картины.
— Ки'Айли? Она была художницей? — удивилась Карина.
— Да, в том числе. И достаточно хорошей. Не из великих мастеров былых времен, но очень талантливой.
Карина с трудом оторвала взгляд от картины с драконами и посмотрела направо.
— А это она? — спросила Карина и осеклась, переведя взгляд на портрет справа. Прежде чем она успела подробно разглядеть девушку на полотне, из глаз потоком заструились слезы. Карина замерла, не понимая, что с ней происходит, не в силах оторвать взгляд. И мгновением позже, чем полились слезы, душа с волной боли потекла вниз.
— Да, — услышала Карина, прежде чем волна накрыла ее с головой. — А это был первый, написанный мной портрет.
Лицо на картине было живым, но спокойным. Проницательным и понимающим. Решительным и гордым, но с оттенком мягкости. В складке тонких губ залегло едва ощутимое задорное веселье. Тонкие черты лица казались немного детскими, хоть ни у кого не возникло бы сомнений, что на портрете изображена взрослая девушка. Каштановые волосы до плеч были прямыми, но пышными, и отливали рыжиной в легком, как будто бы утреннем свете, невидимо заливающем портрет. Тонкие брови чуть светлее волос стремительно, как два птичьих крыла, разлетались в стороны, а из-под них прямо на Карину смотрели зеленые, цвета молодой травы, глаза. Сквозь непонятное, сногсшибательное чувство Карине показалось, что они с Древней пронзительно смотрят друг другу в душу и между ними нет, не может быть ни одной преграды, ни одной границы. А еще она всей кожей ощущала, что портрет написан с любовью и нежностью, проникновенно и с глубоким чувством. И почему-то она ощущала при этом нежность и благодарность.
— Красивый… и красивая… — прошептала Карина, пытаясь вынырнуть из волны, захватившей ее без остатка. Во взгляде, устремленном ей в затылок, она ощутила струну тревоги. А ее собственная душа потоком струилась в пол, и из глаз неуправляемым ручьем лились слезы. «Что со мной?! — удивленно подумала Карина. — Не слишком ли много слез за последние сутки?! Сейчас вот совсем не понятно, от чего...» Зеленоглазая Древняя смотрела на Карину с картины, а Карина сквозь слезную муть глядела в лицо Ки’Айли…
Ей показалось, что сейчас она упадет от силы непонятного ощущения, от сбивающей с ног боли, от чего-то, что раздирает ее изнутри. Голова закружилась, виски неумолимо сдавило, как это бывает при слишком сильной боли или другом неуправляемом сильном чувстве. Захотелось закричать в странной, безуспешной попытке докричаться до человека на старинном полотне, чтобы разорвать обруч, невидимой силой сжимающий ей голову.
Рональд твердо взял ее за руку, и все вдруг снова стало хорошо. Поток слез остановился так же внезапно, как и начался, а боль растворилась под ногам, лужицей растеклась по полу и пролилась сквозь щели между белыми плитами. Карине показалось, или она на самом деле услышала в голове что-то странное, промелькнувшую отрывочную фразу, которую не смогла разобрать, то ли «не сейчас», то ли «не стоит», то ли просто «нет». «Тут еще и не такое почудится, — подумала Карина, — мало ли какие обрывки его мыслей я могу услышать, учитывая, что он телепат».