Хранитель забытых тайн
Шрифт:
Но самой приятной привилегией для нее была возможность запросто заходить в профессорскую комнату — этот бастион университетской (мужской) традиции, с ее мягкими креслами, лампами под зеленовато-матовыми стеклянными абажурами, с аккуратно разложенными подшивками «Таймс» на столиках — выпить чашечку чаю, кофе или шерри из всегда приготовленного для этого сервиза. Чай подавали в фарфоровых чашках с блюдечком и серебряной ложечкой; здесь, казалось, и не слышали о таких ужасах, как современные стирофомовые чашки или пластмассовые мешалки для сахара. Клер узнала, что чай — один из важнейших аспектов гостеприимства этой страны с ее довольно прохладным климатом, это первое средство, чтобы согреться и почувствовать себя
А именно в эту минуту Клер крайне нуждалась и в том и в другом, поскольку только что закончилась ее первая лекция.
«Нормально, хотя и не бог весть что» — так можно было бы назвать этот ее опыт; «полный провал» — возможно, более точное слово. Слушателей было совсем немного, точнее, всего один, но даже и этот опоздал, пробормотав какое-то извинение насчет тренировки в гребном клубе: удачным такое начало карьеры в Кембридже, ей-богу, не назовешь. Едва закончив, Клер в панике бежала из аудитории и помчалась вниз, на второй этаж, в профессорскую, но там ее ждал еще один страшный сюрприз: не работал автомат для горячей воды.
Вдруг за ее спиной кто-то прокашлялся.
— Надо по нему стукнуть, — прозвучал женский голос.
Клер обернулась. На лоснящемся кожаном диване сидела женщина с последним номером периодического журнала «Английская история» в руках. На кофейном столике лежали и другие научные журналы: «Прошлое и настоящее», «Постоянство и перемены», «Древняя наука и медицина». И, разумеется, в каждом из них напечатана статья, а то и не одна, автор которой — преподаватель исторического факультета колледжа. На стене за спиной женщины висела картина: по смелости колорита — явно экспрессионизм; возможно, единственная во всем университете, двести лет которой исполнится еще очень не скоро. Да и вообще, по виду интерьер преподавательской смахивал на разворот каталога мебельного магазина «ИКЕА», столь отличался он от прочих интерьеров Кембриджа и по духу вполне соответствовал архитектуре Сиджвик-сайта [14] . В университетском городе, где большинство строений сложены из камня еще в четырнадцатом веке, этот квартал выглядел совершенно нелепо; впрочем, кто его знает, может, таков был замысел архитекторов и строителей — по странной иронии их проекта исторический факультет Кембриджа помещался в современном здании из стекла и стали, спроектированном и построенном в шестидесятые годы двадцатого века.
14
Сиджвик-сайт — один из крупнейших кварталов на территории Кембриджского университета, где располагаются отделения гуманитарных наук. Застроен сравнительно недавно, во 2-й половине XX века. Архитектура зданий имеет вполне современный вид и сильно отличается от традиционной архитектуры Кембриджа.
Огромное, во всю стену, окно преподавательской выходило на небольшую стоянку для автомобилей далеко внизу, за которой открывалась удивительная перспектива с тихой излучиной реки Кем.
Женщина, казалось, была так погружена в чтение журнала, что сначала Клер подумала, уж не послышалось ли ей. Но тут женщина подняла правую руку и сложила пальцы в кулак, чтобы было понятней.
— Надо стукнуть по нему как следует, — повторила она, на секунду подняв глаза поверх оправы очков.
Вняв полученной инструкции, Клер ударила по автомату, который немедленно повиновался и выплеснул ей порцию горячей воды, в точности столько, сколько надо для чашки чаю. Она положила в него пакетик «графа Грея» и огляделась, куда бы присесть.
Женщина, наконец, оторвалась от своего журнала.
— Ну и как оно прошло?
— Что «как прошло»? — не поняла Клер.
— Ваша лекция.
При этом она даже снизошла до того, что посмотрела
Да-а, в конце концов, пора привыкать к тому, что ты новенькая и тебя все знают, в то время как сама ты не помнишь никого, с кем только недавно знакомилась. Разумеется, Клер не признала заговорившей с ней незнакомки. На вид ей было около пятидесяти, а если и больше, то самую малость, но природа наградила ее столь тонкими, породистыми чертами лица, слегка вытянутого, но весьма привлекательного, над которыми, казалось, время совсем не властно.
— Ужасно, — призналась Клер. — Пришел всего один студент.
— На одного больше, чем у Исаака, — отозвалась женщина, вскинув брови и склонив голову набок.
В ее темно-каштановых волосах, подстриженных по моде ровно до плеч, пробивалось несколько седых прядей. Она была подтянута и собрана, сразу видно — много ходит пешком, каждый день ездит на велосипеде или фанатично занимается йогой — для Кембриджа все это в порядке вещей. На смуглой, загорелой, кое-где покрытой веснушками шее, открытой вырезом в виде латинской буквы «V» кашемирового джемпера, висела тонкая золотая цепочка с крохотной розовой жемчужиной. Из-под стильных широких брюк виднелись аккуратные лодыжки, а маленькие ступни были обуты в новенькие черные кожаные туфли без каблуков. В своей простой и вместе с тем отнюдь не дешевой одежде она была по-деловому элегантна, излучала интеллект, живую энергию и независимость.
— Какого Исаака? — удивленно переспросила Клер.
— Ньютона, конечно, — ответила та с таким видом, будто считала, что всякий порядочный человек с отцом современной физики должен быть только на «ты», — Тридцать три года он преподавал в Тринити, и ни один источник ни слова не говорит о том, что на его лекциях бывали слушатели. Такое впечатление, что он читал их пустым стенам.
Она задумчиво помолчала.
— Хотя лично я сомневаюсь в том, что наука и религия в Италии эпохи Возрождения когда-нибудь будут иметь такое же влияние на человеческую мысль, как закон всемирного тяготения или открытие дифференциального исчисления.
— Я тоже в этом сомневаюсь, — сказала Клер.
Женщина сняла очки, аккуратно сложила их, поместила поверх журнала, и карие глаза ее остановились на лице Клер.
— А вам студенты когда-нибудь закидывали велосипед на дерево?
— Нет, — удивилась Клер.
У нее вообще никогда не было велосипеда. А здесь она скоро узнала, что пространство, включающее территорию старых колледжей и городской центр Кембриджа, где разрешалось передвигаться только пешком или на велосипеде, относительно небольшое и без особых хлопот можно добраться в любое место на своих двоих.
— A-а, — разочарованно протянула женщина — Ну что ж, у вас еще все впереди, — обнадеживающе добавила она.
Глаза ее слегка сузились.
— Вы меня, конечно, не помните?
— Извините. Там было столько народу…
— Нет нужды извиняться. Никто никогда не помнит, что происходит во время этих обедов. Уважаемые коллеги могут за ночь напиться так, что спустят линкор на воду и не заметят.
Она протянула руку.
— Элизабет Беннет, обществоведение, Британия, девятнадцатый век.
— Элизабет Беннет? — как эхо повторила Клер.
«Элизабет Беннет, ведь так звали героиню романа „Гордость и предубеждение“?» — хотела спросить она, но, к счастью, промолчала: и в самом деле, дико задавать столь очевидный и глупый вопрос. Но в интонации ее он все-таки, увы, прозвучал. По лицу Элизабет пробежала легкая тень досады. Она вздохнула и повертела в пальцах очки.
— Да, представьте себе. Элизабет Беннет, так звали героиню романа «Гордость и предубеждение». Если сейчас вы скажете, что она — ваш любимый литературный герой, я закричу. — Она покачала головой. — Возрождение интереса к Джейн Остин отравило мне последние пятнадцать лет жизни.