Хранитель. Первая война
Шрифт:
— Рано, — спокойно сказал Иллигеас. — И на него найдется свой враг. Архимаг — это иная магия, иные силы и законы. Иное зло. Создатели хранят свои миры от него, хранят, если и мир, хранит их.
— Ты же сам из высших, не уж то тебе не под силу? — не успокаивался арт.
— Нет! — Иллигеас вскочил с кресла. В его памяти пронеслись многие картины, которые он не мог объяснить здесь. — Моя раса не имеет такой силы. Я могу только помочь. Не более. Зло, что просачивается в брошенные миры, это иная грань даже для Высшего Мира. Оно изначально и истинно, как и Высший Мир. Оно было до него. А
— Я знаю это предание об истинном свете и тьме, — перебил его Эодар. — Это было до Начала Времен и это записано в трактатах. Они хранятся здесь, и каждый из глав читал их. Значит, ты полагаешься на свою ученицу?
— Да, — кивнул Иллигеас. — На свою ученицу. Разное может случиться. Я еще не до конца разобрался в ее брате… Но свою ученицу я выбрал и буду учить ее.
— Пусть твое первое впечатление не окажется обманом, — сказал Эодар. — Я подпишу бумагу Эллардис. Надеюсь, Иллигеас, скоро и твоя последует?
— Последует, — ответил он.
— Что ж, — вздохнул Хардарра. — Наши посохи светились на церемонии. Если это верный знак, что твоя ученица сильный маг. Возможно, она познает всю нашу магию, а может, если это правда что ты говорил, о белых и темных драконах, может она покажет нам иную магию. Если она дракон.
— Для начала, она должна прийти на занятие, — сказал Иллигеас. — Мне пора идти.
— Иди, — отпустил его Эодар.
Когда закрылась дверь, встали и главы Орденов.
— И нам пора, — сказал Хардарра. — Оправдались бы ожидания и не оказались бы они пустым звоном…
Эодар остался один, и сменил иллюзию на привычный кабинет. Его чутье нащупало нечто тревожное, далеко отсюда. Безликие черноплащники с недавнего времени кружили на всех землях, и Этиль Арад становился им все более интересен. В город их не пускала стража, но она могла сдержать их только на время. Рано или поздно, их придется пустить, и Эодар понимал это. Изменился сам мир, будто отравили его, и эта капля яда ползла, забирая все новые территории. Знал это и Иллигеас.
Войдя в свой пустой кабинет, он бросил плащ на стул и широко распахнул окна. Ворвавшийся ветер зашелестел тонкими шторами, и Иллигеас вдохнул его прохладный поток. Вдруг, дверь в его кабинет отворилась. Эти шаги он не услышал заранее и даже не почувствовал. На пороге стояла Тира. Закрыв за собой дверь, она встала, скрестив на груди руки.
— Ты говорил, у меня есть способности. Я хочу, чтобы ты учил меня, — сказала она. — Если ты, конечно, не отказываешься от своих прежних слов…
Ее осанка скорее выдавала воина, нежели будущего мага. Не было в ней и женской мягкости. Иллигеас увидел твердость. Таким же твердым оказалось ее сознание. Настоящий кристалл, способный резать мысли. Тира не прятал свой взор, но проникнуть за него, Иллигеас не смог.
— Я не отказываюсь от своих слов, — сказал он. — Только обучение не будет легким. Ты готова к этому?
— Да, — тут же ответила Тира. — Я хочу знать, кто я и кто мой брат, если уж тут, так много о нас все говорят.
Кабинет изменился в раз. Исчезли окна, сменилась мебель. Воздух стал немного душным, под ногами расстелились мягкие ковры, а посреди всего этого возник огромный низкий стол из камня, заваленный различными
Иллигеас не спешил с магией, начав с истоков. Картография стала важным предметом, потому что ее наставник смотрел далеко вперед, гораздо дальше пределов этого мира. Картой являлся и сам стол, а Иллигеас оказался хорошим рассказчиком. Карты появлялись прямо в воздухе. Он складывал их из пылинок, в точности повторяя все мелкие детали и подробности чужого ландшафта. Мир оказался намного больше, чем Тира могла себе представить. Ей открывались другие континенты, и даже другие миры. К своему удивлению, она быстро выучила их наизусть. Так, за картами прошли дни, пока первые не закончились.
— Ты не все мне показал, — укорила Тира своего наставника. — Я ведь вижу истину, и тут не все карты.
— Ты читаешь мысли? — спросил тот, приблизив свое лицо к ней.
Пламя свечей отражалось в его лиловых глазах, играя их цветом. Тира мотнула головой.
— Нет, я не умею этого делать. Я просто знаю, что это не все карты, — сказала она.
— Хорошо… И что же подсказывает тебе твое чутье? — Иллигеас встал из-за стола, и заложив руки за спину, стал прогуливаться по кабинету.
Звук его шагов тонул в ворсе ковра. Тира их почти не слышала, обратившись внутрь себя.
— Чувствую, что есть другие земли и, что твоя родина не здесь, — чуть погодя, ответила она.
— Верно, — кивнул Иллигеас. — Это называется памятью крови. Твоя кровь помнит все, что знали твои предки, твои родители и твой род…
— Разве? Ты ошибаешься. Наш…отец… — Тира запнулась, но продолжила. — Наш отец не был путешественником.
— Отец по рождению — да, он не был путешественником, — снова кивнул тот, кладя ей руку на плечо. — Но ты ведь не человек, Тира. Хоран, светлая ему память, отец тебе не по крови, а по рождению, как сказали бы на моей родине…
Его силы едва хватило, чтобы заставить ее усидеть на стуле, и то только потому, что та сама, в глубине души, желала знать правду.
— Я не знаю другого отца, — тяжело выговорила она.
— Твой отец один из двенадцати драконов-создателей, — сказал Иллигеас. — Когда Харморог, первый вождь людей, убил названную деву двенадцатого дракона, тот перед своей смертью оставил миру пророчество. Его, не рожденным детям, было предрешено рождаться у людского рода. Но Харморог проклял их еще до рождения. Той семье, которая решилась бы оставить черноволосых детей, было суждено погибнуть в огне. Много веков, таких младенцев предавали воде. Хоран первый, кто осмелился вырастить таких детей. Он заплатил за это своей жизнью, и я чту его память, не меньше твоего. Ты и твой брат, драконы, Тира. Драконы по роду и крови.
— Ты лжешь! — Тира вывернулась из-под его руки.
— Нет, и ты это знаешь. Ты видишь истину. Это видят только драконы, — сказал Иллигеас. — В тебе сейчас говорит человек, потому что ты родилась среди людского рода. Твой брат, кстати говоря, уже знает кто он. Но он знает иную историю, не правдивую. Такова его наставница. Я в этом не могу повлиять на него, это его желание.
— Вот как… Если я и он — драконы, почему же выглядим, как люди? — ее голос отдавал недоверием и не желанием верить.