Хранители хаоса
Шрифт:
– Шторм закончился? – сипло спросил он. Морская соль, которой он наглотался вместе с водой, царапала горло.
– Шторм – да, но принес с собой кое-что пострашнее, – сказал капитан.
– Даже не знаю, что может быть страшнее шторма в открытом океане, – покачал головой Хранитель Барьера.
– Раньше я тоже так думал, но сейчас… Впрочем, лучше тебе самому взглянуть. Разобраться в подобном под силу только чародею.
Булфадий потряс головой, поковырял пальцем в ухе, надеясь освободить от воды. Тяжело вздохнул, но тотчас собрался с духом
Булфадий глянул в сторону острова. Теперь Околос был словно голый без обволакивающего его купола. Небывалая тоска охватила Хранителя Барьера. Отчаянье вмиг рассеялось, стало пусто. Теперь никто не имеет права называть его Хранителем Барьера, ведь никакого Барьера больше нет.
Он повернулся к Зигмунду и устало проговорил:
– Показывайте, что у вас там случилось.
Заклинание по-прежнему действовало, и Булфадий, хоть и ощущал валящую слабость в ногах, вполне уже мог передвигаться без посторонней помощи.
Капитан отпустил Талли и матросов по своим делам и повел чародея в трюм. Магистр заметил, что Зигмунд был на редкость молчалив и задумчив, а еще в его глазах он заметил страх. Но возможно, ему только показалось.
– Можешь объяснить, что здесь произошло? Шторм сильно повредил корабль? – спросил чародей. Мысли в голове переплетались и путались, он никак не мог на чем-либо сосредоточиться.
– Шторм был сильным, но не настолько, что бы мы не смогли с ним справиться. Тот магический купол развалился, поэтому шторм и начался, я все это понимаю. Но вот чего я совсем не понимаю, так это того, почему моим людям после него стало худо.
– У них началась морская болезнь? – предположил магистр, и тут же понял, что смолол глупость. У закоренелых моряков, которыми, несомненно, были матросы «Нагой девы», морская болезнь случалась крайне редко. Иначе бы они вообще не попали на корабль.
При других обстоятельствах Зигмунд рассмеялся бы, но сейчас лишь покачал головой.
В трюме было мрачно, как в темнице. Свет единственной масляной лампы порождал дергающиеся тени на стенах. Всюду витал аромат соленой затхлости.
Среди ящиков и тюков Булфадий увидел большую клеть, собранную из толстых прутьев. Подле нее за импровизированным столиком сидели два матроса и перекидывались в кости. В самой клети кто-то находился, но из-за темноты чародей не мог разобрать, кто именно.
При виде капитана оба матроса сразу же бросили свое занятие и вскочили на ноги.
– Ну что, Балди, много выиграл? – как ни в чем ни бывало, спросил капитан.
– А мы на интерес играем, – быстро ответил сутулый, с редкими усиками матрос.
Второй, рыжий, с круглой проплешиной на голове, быстро закивал, всем видом давая понять, что согласен с напарником.
– Ладно вам брехать! Хоть родную мать на кон ставьте, мне плевать… Что там с Ковейном?
– Да что с ним станется, капитан? –
– Разбуди.
– Вы уверены? Опять же начнется кавардак.
– Разбуди, говорю!
– Ладно, ладно, капитан, как скажете, – замахал руками Балди, при этом вид у него сделался столь печальный, будто его заставили драить палубу целую неделю.
Загремели ключи, и вскоре дверцы клети распахнулись. Балди осторожно вошел внутрь, второй матрос встал в проходе, подобрав с пола короткую дубину.
Булфадию все это не нравилось, но он молчал.
– Ковейн, дружище, пора вставать, – негромко сказал сутулый матрос.
Магистр заметил шевеление во тьме, а потом раздалось невнятное мычание.
– Я понимаю, что охота еще поваляться, но капитан попросил тебя разбудить, – с прикрытой осторожностью произнес Балди.
Темнота вновь зашевелилась, сутулый матрос отступил на несколько шагов и ударился спиной во второго моряка.
– Отойди! Чего встал? – рявкнул он.
– Тебя, дурня, прикрываю.
Балди оттолкнул рыжего моряка и вышел из клети. Дверца тут же захлопнулась. Щелкнул замок.
– Ковейн, подойди ближе, – попросил Зигмунд.
Снова движение, и к прутьям клетки из темноты вышел человек. Среднего роста, небритый, с грязными длинными волосами. Обычный моряк, похожий на остальных матросов Нагой девы. Однако все же одно отличие в нем было: совершенно нечеловеческий взгляд.
Матрос глянул на магистра и зарычал, прямо как сторожевой пес, увидевший чужака. А чуть погодя оскалил гнилые зубы и начал… лаять.
Булфадий глядел на него и молчал. Хоть зелье прочистило голову, но от увиденного Хранитель Барьера впал в ступор.
Чародей поморщился и обратился к капитану:
– Что с ним произошло?
Зигмунд пристально поглядел на магистра.
– Я думал, ты нам скажешь.
Булфадий вновь посмотрел на лаящего матроса. Ни следов заклинаний, ни проклятий он не ощущал, да и откуда им было взяться. Тогда с чего этот бедняга вдруг обезумел? Неужели так повлияло разрушение Барьера?
– А с остальным экипажем все в порядке? – спросил магистр.
– Таких как Ковейн больше нет. У Смуна, как он рассказывает, постоянно какой-то шум в голове, а Акурну мерещатся голые бабы. Но я почти уверен, что с ними все намного проще – оба вчера утащили из трюма бочку рома и почти вдвоем ее прикончили. Хотел я им трепку задать, но тут начался этот треклятый шторм.
Ковейн гавкнул, и Булфадий невольно вздрогнул. Вновь всмотрелся в его нечеловеческие глаза. Матрос угрожающе оскалился и схватился за прутья, затряс решетку с такой силой, что загремела сталь.
– Ковейн, фу! А ну успокойся! – закричал на него Балди. Второй матрос ударил дубиной по руке обезумевшего моряка, тот обиженно заскулил и отошел в темноту.
– Демоны меня раздери, ведь только утром он разговаривал со мной по-человечески, а сейчас зверь зверем! – в сердцах воскликнул Зигмунд.