Хранители холода
Шрифт:
После Ольги у него были и другие женщины. Но воспоминание о встречах с Тугушевой остались в нем на всю жизнь. Примерно через полгода после их последней встречи она родила девочку. В шестьдесят четвертом или в шестьдесят пятом. Он тогда подозревал, что это его дочь. И прямо спросил об этом свою бывшую возлюбленную. Ольга в присущей ей томной манере улыбнулась и загадочно сказала:
– Это не дочь Тугушева. Но и не твоя, Арончик. У девочки совсем другой отец. И тебе совсем не обязательно знать, кто он. Мы ведь остались друзьями и у тебя теперь есть Верочка.
Это
Сколько лет девочке, вдруг подумал Гринберг. Она ведь должна быть... Господи, сколько же мне лет. Выходит, что этой девочке уже за сорок. И она совсем не девочка. В последний раз он видел ее, когда ребенку было четыре годика. Как она изменилась с тех пор. Выходит, что Ольга его тогда обманула. И рассказала о нем их девочке. Или кому-то другому. Вряд ли ребенок мог понимать, кто его настоящий отец. Значит, Ольга кому-то рассказала и теперь, спустя столько лет, ее дочь вспомнила о своем настоящем отце. Кому она могла рассказать? Только своей старшей сестре. Они с ней очень дружили. Во всяком случае, кому-то Ольга рассказала об их отношениях, если спустя почти сорок лет ее дочь решила найти Арона Гринберга в Детройте. Он счастливо улыбнулся. Его прошлая жизнь была полна приятных воспоминаний. Он никогда и ни о чем не жалел. Если не считать некоторых эпизодов, которые остались в его московской квартире, когда он попросил политического убежища во Франции и не вернулся в Москву. Как звали девочку? Кажется, Алла. Да, точно. Они назвали ее Аллой в честь известной актрисы МХАТа, уже тогда ставшей легендой при жизни.
В кабинет вошел его телохранитель. Это был поляк Янек Супрон, который работал с ним уже много лет. Высокого роста, немногословный, всегда немного флегматичный, Супрон был профессиональным боксером и обладал невероятной реакцией. И хотя Гринберг избегал ситуаций, где может понадобиться мастерство его телохранителя, Супрон был всегда готов отразить любую опасность. А заодно и выполнял некоторые мелкие поручения своего патрона.
– Приехала ваша гостья, – доложил с неистребимым польским акцентом Янек.
– Пусть войдет, – разрешил Гринберг, поднимаясь. – Чтобы никто нам не мешал.
Он почувствовал легкое волнение. Возможно, сейчас он впервые увидит свою взрослую дочь. Гринберг даже не мог предположить, что это будет последняя женщина в его жизни, которую он увидит.
МОСКВА. РОССИЯ. 14 МАЯ 2006 ГОДА
Знакомого сотрудника из Федеральной службы охраны они не нашли. Его мобильный был отключен, а городской не отвечал. Маляров, чертыхаясь, так и не сумел найти дачного
Дежурство у дома Наташи Слепцовой Маляров снимать не стал, приказав оставить там машину с двумя своими сотрудниками. И увез ночевать к себе домой Караева, торжественно пообещав пригласить женщину для уборки на следующей неделе. Они поужинали в небольшом кафе и приехали домой к Семену. Свой мобильный телефон Караев не выключал, даже когда ставил его на зарядку, убежденный в том, что ему могут позвонить и те, кто пытался его убить два дня назад. Ночь он провел беспокойно. А утром позвонил его мобильный телефон. Тимур недовольно взглянул на номер. Он не знал, кто именно ему звонит.
– Я вас слушаю, – сказал он чуть дрогнувшим голосом.
– Извините, – услышал он чей-то осторожный говорок, – простите, что я звоню вам утром в воскресенье. Это говорит Жажин. Может, вы меня помните. Николай Жажин.
– Не помню, – нахмурился Караев. Он увидел, как в комнату босиком вошел Семен, услышавший звонок его телефона. И присел на стул, внимательно слушая разговор своего друга.
– Это Жажин, – снова сказал позвонивший. У него был какой-то знакомый украинский акцент. Как будто Тимур его где-то слышал. – Вы должны меня помнить. Я работал представителем Внешторга в Стокгольме, когда вы там находились. Вспомнили? Я Коля Жажин.
Караев усмехнулся. Он вспомнил этого суетливого, всегда торопящегося человечка. Тот был офицером Службы внешней разведки и действовал под прикрытием внешнеторговой фирмы. Кажется, они тогда несколько раз встречались. И фамилия была такая запоминающаяся – Жажин.
– Да, – сдержанно сказал Тимур, – я вас вспоминаю. Зачем вы мне позвонили?
– Извините, что вас беспокою. Дело в том, что вы были другом... приятелем Паши Слепцова. Поэтому я вас и побеспокоил.
– Что с ним? – сразу окончательно проснулся Караев. – Вы знаете, где он сейчас?
– Нет, – быстро ответил Жажин, – я думал, что вы сможете мне помочь. Дело в том, что мы с ним встречались в четверг вечером. Он приехал ко мне сразу после работы, и мы немного поговорили. А потом он уехал и обещал позвонить на следующей день. Но не перезвонил. Ни в пятницу, ни в субботу. Я ему все время звонил, но его мобильный не отвечает. А на городском не берут трубку. Я не знаю, что подумать. Поэтому и решил позвонить вам. Уезжая от меня, он сказал, что позвонит вам и переговорит с вами.
– Когда вы с ним встречались?
– В четверг. Примерно с семи до восьми, – испуганно заявил Жажин. – Вы не знаете, куда он исчез? Может, он куда-нибудь уехал?
– Не думаю, – ответил Караев, глядя на Малярова, – мы с ним виделись в четверг вечером и он ничего мне не говорил о своем отъезде. А зачем вы с ним встречались?
– Он сам позвонил и приехал, – торопливо пояснил Жажин, – у нас с ним были некоторые совместные проекты. Мы немного поговорили, и он уехал.
– Как он себя чувствовал?