Хранители. Часть 3 Сихиртя
Шрифт:
– Вот Сергей через два дня на вертолёте и прилетит, а мы на катере пойдём. Обратно вместе будем возвращаться, заедем сюда обязательно.
– Ну, идёмте ко мне в дом. Чего тут на ветру? За столом поговорим, – засуетился Яптик. Повернувшись, он всплеснул руками и кинулся отгонять собак, которые уже совали морды в оставленные на земле пакеты. – А ну пошли прочь! Прочь!
Друзья взяли пакеты и пошли за стариками.
– Мы тут немного гостинцев вам привезли, – сказал Костя, – а на обратном пути, сколько останется бензина, вам сольём. Сейчас пока не знаем, сколько самим понадобится.
– Спасибо, ребятки. Да что нам тут надо, – отмахнулся Харючи. – Сетку и на вёслах кинуть можно. Вы своё делайте, а мы и так будем.
В таком глухом месте, как Ярцанги, где нет даже электричества
Дом Геннадия Яптика представлял собой просторный четырехкомнатный одноэтажный сруб постройки тридцатых – сороковых годов. Во время Великой Отечественной войны в Ярцанги стояла фактория, где у рыбаков принимали добытую для фронта рыбу, и в этом доме располагалась заготконтора. А в срубе, где сейчас проживала семья Харючи, в те же годы был клуб. Отец Владимира Мэйковича немного его перестроил и разделил перегородками на четыре комнаты. Проезжающие зимой на нартах и снегоходах путники или пережидающие шторм рыбаки всегда могли укрыться у гостеприимных ненцев и найти здесь ночлег и пищу. Во времена существования фактории на краю посёлка был вырублен ледник для хранения рыбы, который был и сейчас в рабочем состоянии. Только теперь в нём хранили не только рыбу, но и оленину с лосятиной, которую родственники и просто гости оставляли старикам.
Метрах в трёхстах за посёлком начиналась священная роща – участок лиственничного леса размером с полтора футбольных поля. Ещё издали были видны разноцветные ленточки и цветастые женские платки, повязанные на деревьях. Обращаясь к своим богам и духам, ненцы с давних времён приносили в священную рощу кто что мог и, завернув свой дар в тряпицу, ленту или платок, привязывали к ветке какой-нибудь лиственницы или просто клали под дерево. Здесь можно было увидеть прибитые к деревьям медные и деревянные иконки разного времени, валяющиеся на земле старинные полусгнившие самовары и позеленевшие от времени медные чайники и кружки. Вперемешку с лентами на ветках висели полусгнившие оленьи, песцовые, лисьи шкуры и выбеленные ветром старые лосиные и медвежьи черепа. То здесь, то там под ногами поблёскивали кружки серебряных и биллонных монет, осколки кузнецовского фарфора и детали самой разной бижутерии. Тут же в траве можно было увидеть советский алюминиевый портсигар, сломанные солнцезащитные очки или ржавые детали от снегохода «Буран».
Слева от рощи, если смотреть со стороны посёлка, находилось ненецкое кладбище. Количество захоронений посчитать здесь было трудно. Среди полусгнивших, разваленных ящиков первой половины двадцатого века стояли и совсем свежие, поставленные на уже полностью сгнившие, более ранние захоронения. Из-под них среди багульника и ягеля виднелись предметы, которые когда-то клали в ящик с покойником или покойницей. И можно было только догадываться, сколько всего было уже скрыто под землёй.
В полукилометре от ненецкого хальмера виднелись кресты и звёзды русского кладбища.
Справа от рощи в низине бил родник, который испокон веков снабжал жителей Ярцанги водой. Когда зимой в самые лютые морозы родник замерзал, топили снег или носили воду из губы.
Сейчас между домами стояло три чума. В двух жили дед Пыря и Антя Ламдо с бабкой, а обитатель третьего чума, дед Василий Харючи, дальний родственник Владимира Харючи, с утра уехал на рыбалку в какое-то новое место и должен был вот-вот вернуться.
Вечером в доме дяди Гены за большим столом помимо друзей собрались все восемь жителей посёлка, включая деда Василия. Он поймал четыре щуки, которые тётя Люба Яптик и тётя Нина Харючи, хозяйки двух домов, тут же пожарили на ужин. Хозяин дома сходил в мерзлотник и принёс оттуда мороженую оленину. Её постругали тонкими ломтями и подали на стол с солью, перцем и свежими ржаными лепёшками. Зная, что не все пожилые люди будут пить водку, друзья привезли с собой красного грузинского вина и очень угадали. Никто из обитателей посёлка не отказался понемногу выпить за встречу, и ужин проходил живо и весело. Костя и Дмитрий отвечали на вопросы и сами расспрашивали об общих знакомых, рассказывали о последних событиях
– А Серёжа-то хоть женился?
– Женился, скоро уже отцом станет, – улыбнулся Костя.
– Вот молодец! – обрадовалась баба Валя, жена Анти. – Очень он нам понравился! Хороший парень, а один живёт. Смешил он нас здорово своими рассказами.
– Как про Вадика Гриценко рассказывал, мы до слёз смеялись! – вспомнил повеселевший дед Антя и толкнул локтём свою бабку. – Про чум-то! Помнишь?
Баба Валя рассмеялась и хотела что-то ответить, но Яптик её перебил:
– Так Вадима Николаевича мы все знаем. Он же тут в Кутопьюгане [5] в интернате много лет учителем работал! Как он там? В Надыме в институте преподаёт, слышали.
5
Кутопьюган – национальный посёлок на территории Ямало-Ненецкого автономного округа.
– Нет, в научном центре изучения Арктики сейчас работает. И книги пишет по истории Ямала, про сталинские лагеря.
– Привезите хоть почитать, – попросила тётя Люба. – И привет большой передавайте от нас. Пусть хоть приедет к нам как-нибудь. Давно его не видели, – и, посмотрев на деда Антю, спросила: – А что про чум ты говорил?
Старик снова рассмеялся:
– Сергей рассказывал, как Вадим Николаевич своим студентам объяснял устройство чума и рассказал о мужской и женской половине. Про то, что женщина никогда не заходит на мужскую половину чума. А одна студентка и спроси: «Ну а когда мужчины в доме нет, женщина ведь может зайти на мужскую половину? Пока муж не видит». А Вадим-то и отвечает: «Так я ведь тоже могу ходить по дому в трусах моей жены, пока её нет дома, но я же не стану этого делать!»
Пока все смеялись, Костя достал из кармана диктофон, включил, положил на стол и спросил:
– Скажите, пожалуйста, а слышали ли вы когда-нибудь о старом хантыйском шамане по фамилии Кульчин? Ещё его называли безухий Кульчин. Имя его, к сожалению, неизвестно. Этот шаман ещё до войны, в двадцатых годах, вместе с другими хантами ушёл от советской власти из района Белоярского куда-то в наши места и где-то здесь пропал. Сергей попросил узнать у вас, не слыхал ли кто про такого.
Костя отхлебнул из кружки чай, а когда поднял глаза, увидел, что все ненцы смотрят на него и больше не улыбаются. В комнате воцарилось молчание.
– Я что-то не то сказал? – спросил он, глянув на Дмитрия.
Тот внимательно смотрел на стариков.
– Про шаманов вообще лучше не говорить, – со вздохом ответил Яптик. – Услышат – рассердятся, беды потом не оберёшься. Я про такого не слышал, но всё равно не нужно вспоминать. Зачем Сергею шаман занадобился?
На вопрос ответил Дмитрий:
– Кульчин вместе с ещё одним шаманом по фамилии Куйбин и с двумя другими богатыми хантами, когда уходили в двадцатых годах в ненецкие земли, спрятали в горах на Полярном Урале свои священные нарты. И вот только в июне этого года внуки и родственники тех трёх родов забрали из потаённого места свои нарты. Сергей и помог им найти место, где они были спрятаны. А вот родню Кульчина отыскать пока не получается. И о нём нет никаких сведений. Вот сейчас потомки трёх тех знатных хантов и разыскивают хоть кого-то, чтобы вернуть им родовые нарты Кульчиных. Они и попросили Сергея помочь. Если кто что слыхал, расскажите, пожалуйста. Вы ведь Сергея знаете, ему для истории это надо. Он про те события хочет книгу написать.
– Про одного шамана может знать другой шаман, – сказал Антя. – А нам лучше про это не говорить. Пусть те родственники летят в Яр-Сале, там попросят кого-нибудь, чтобы их отвезли к Жене Вэла, шаману. Пускай скажут, что он их позвал и ждёт. Вот так и скажут: позвал и ждёт. Любой ненец отвезёт. У Вэлы всё и спросят.
– В Яр-Сале есть настоящий шаман? – удивился Костя.
– Есть, – подтвердил Пыря. – Их стойбище недалеко от посёлка. Пусть к нему едут.
– Ясно. Спасибо большое за совет. Всё в точности передадим Сергею.