Хранители
Шрифт:
— Ненадежен говорящий «прощай» на темном пути, — сурово заметил Гимли.
— Возможно, — ответил Элронд, — но пусть лучше не клянется продолжать путь во мраке тот, кто не видел настоящей ночи.
— Но клятва укрепляет слабое сердце, — сверкнув глазами, стоял на своем гном.
— Или разбивает его, — закончил Элронд. — Не надо пытаться заглянуть далеко вперед. Пусть сердце останется самим собой, но пусть не покидает его доброта. Прощайте, благословение эльфов, людей и всех свободных народов Запада пребудет с вами. Да осияет звездный свет ваши лица!
— Удачи в пути! — крикнул
Их провожали эльфы. Тихие мелодичные голоса со всех сторон желали уходящим доброго пути. Ни музыки, ни песен, ни смеха. Отряд вышел на дорогу и словно канул в темноту.
За мостом крутая тропа вывела путников из долины, и на высокой вересковой пустоши прощально запел ветер. Потом, взглянув на последний домашний кров, мирно сиявший огнями внизу, отряд ушел в ночь.
У Бруиненского Брода свернули с дороги на юг. Этого направления предстояло держаться много миль и дней. Идти без дороги было нелегко, но зато уменьшался риск попасться на глаза неприятелю, хотя в этом пустынном краю слуг Врага никогда раньше не встречали.
Гэндальф с Арагорном, прекрасно ориентировавшиеся здесь даже ночью, шли впереди. Вереницу замыкал зоркий Леголас. Поначалу путь казался очень тяжелым, Фродо запомнился лишь не смолкающий ни на секунду заунывный свист ветра. Он налетал с гор на востоке ледяными порывами, его холодные пальцы шарили под любой теплой одеждой. Тепла не чувствовал никто, ни в пути, ни на отдыхе. Беспокойный сон днем в каком–нибудь укромном овражке под колючими кустами прерывался в полдень дозорным. Наставало время главной еды. Костер разводить опасались, ели невкусно, а вечером шли дальше, стараясь выдерживать направление на юг.
Скоро хоббитам стало казаться, что, двигаясь таким черепашьим шагом, они вообще никуда никогда не попадут. Каждый новый день, озираясь вокруг, они видели ту же унылую равнину, что и вчера. Только Горы с каждым днем становились немножечко ближе. На юге, уже за границей Дольна, их хребты плавно заворачивали к западу. В предгорьях в изобилии попадались долгие пологие подъемы да ущелья, по дну которых часто мчался скачущий, пенный поток. Тропы встречались редко и еще реже вели в нужном направлении.
В конце второй недели пути погода изменилась. Ветер сначала стих, а потом задул с севера. Прояснилось, выглянуло солнце. Очередной спотыкающийся ночной переход окончился ясной рассветной зарей. Перед путниками обрисовался невысокий гребень, увенчанный древними падубами. Бугристые серо–зеленые стволы деревьев словно были созданы из тех же камней, на которых росли. Среди потемневших и не думавших облетать листьев посверкивали лаковые красные ягоды.
Далеко на юге глазам Фродо предстала горная страна. Слева вздымались три отдельных пика, ближайший, самый высокий, напоминал очертаниями драконий зуб. Вершина, опушенная снегом, розовела заревыми бликами.
Гэндальф стоял рядом с Фродо и, прикрыв глаза рукой, рассматривал горы.
— Прекрасно, — удовлетворенно заметил он. — Мы достигли страны, которую Люди звали Благодатными Кущами. Когда–то, в более счастливые
— Ты посмотри на восход, — посоветовал Фродо, откидывая капюшон плаща, — он–то не опасный.
— Смотри–ка, а Горы–то теперь впереди, — удивился подошедший Пиппин, — выходит, мы ночью свернули на восток?
— Нет, — ответил маг. — Просто днем видно дальше. За этими вершинами хребет уходит на юго–запад. В Доме Элронда есть прекрасные карты, но тебе, полагаю, недосуг было заглядывать в них?
— Да смотрел я, — с досадой ответил Пиппин, — только не разбираюсь я в них. Это вон Фродо с его головой может.
— А мне никаких карт не надо. — Гимли стоял рядом с Леголасом, жадно вглядываясь вдаль. — Это — земля моих отцов. Три вершины впереди знакомы мне с детства. Я видел их много раз — изваянные и в металле, и в камне, слышал о них в песнях и преданиях. Это — горы наших грез; наяву они предстали мне лишь однажды, но запомнились навсегда. Ведь под ними лежит Казад Дум, зовущаяся ныне Черной Бездной, на языке эльфов — Мория. Вон стоит Баразинбар, Красный Рог, по–эльфийски — Жестокий Карадрас; за ним — Серебряный Пик и Седоглавый, Келебдил Белый и Фануидол Серый, а по–нашему — Зирак Зигиль и Бундушатур.
Там, сжатая отрогами Мглистых Гор, лежит долина, которая вечно пребудет в памяти гномов, — Азанулбизар, Росная Долина, а по–эльфийски – Нандухирион.
— Вот туда нам и нужно, — сказал Гэидальф. — Подниматься будем к перевалу, к Воротам Красного Рога, потом спустимся Росными Порогами в легендарную долину гномов. Там из Зеркального озера берет начало Серебрень.
— Непроглядны воды Келед Зарама, — торжественно произнес Гимли, — холодны ключи Кибель Налы. Сердце мое трепещет — скоро я увижу их!
— Пусть это принесет тебе радость, мой добрый гном, — в тон ему ответил Гэндальф. — Но ты как хочешь, а мы там не задержимся. Наш путь — по течению Серебрени в зачарованные леса, а там — к Великой Реке, и дальше… — Он замолчал.
— Что дальше–то? — подергал мага за рукав Мерри.
— Не стоит заглядывать слишком далеко вперед, — сдержанно ответил маг. — Первую часть пути осилили, и хорошо. Здесь устроим дневку. В Эрегионе легко дышится. Сколько бы зла ни пришлось вынести этой стране, а память об эльфах жива.
— Это правда, — кивнул Леголас — Для нас, Сумеречных Эльфов, здешний народ странен. Трава и деревья уже не помнят их. А камни скорбят, вот, слышите: «Они сделали нас прекрасными, они поднимали нас, но они покинули нас». Давно ушли эльфы Эрегиона к Гаваням.
Утром в глубокой лощине, надежно скрытой ветвями падуба, развели костер. Завтракоужин показался на удивление вкусным. Спать не торопились, ведь впереди ждал день отдыха и еще ночь. Выйти предполагали назавтра к вечеру. Только Арагорн обеспокоенно молчал, а чуть погодя оставил отряд и поднялся на гребень. Стоя в тени деревьев, он долго осматривался и прислушивался, потом вернулся к краю лощины и встал, глядя на остальных сверху.